То же самое творилось и у инженеров по ускорителям SRB на предприятии фирмы Thiokol в штате Юта. Даже когда им приходилось разбираться с серьезной неисправностью, они все время ощущали давление: шаттлы должны летать! Проблема с кольцевыми уплотнениями, впервые замеченная в полете STS-2, никуда не делась. Более того, ситуация ухудшалась. Начиная со старта 41-B в феврале 1984 года и вплоть до «Челленджера» было всего три полета, в которых не было проблем с уплотнениями. В остальных полетах в этот период извлеченные из моря ускорители имели поврежденные кольца. Поразительно, но в 9 полетах из 15 был зафиксирован прорыв — горячие газы не только повредили основное уплотнение, но и прошли через эти кольцевые уплотнения, хотя и на очень короткое время. В полете 51-C прорыв был особенно значительным. Этот старт происходил в январе 1985 года, после того как система простояла на старте одну очень холодную ночь. Инженеры подозревали, что холод уменьшил гибкость вулканизированных кольцевых уплотнений, что, в свою очередь, обеспечило более серьезную протечку через уплотнение и намного более значительный прорыв. Однако во всех этих случаях не наблюдалось эрозии, сравнимой с той, что была зафиксирована на поврежденном уплотнении после STS-2, а ведь тот старт прошел благополучно. Фактически результат STS-2 стал базой, с которой сравнивали затем все повреждения кольцевых уплотнений. Если ущерб был меньше (а он всегда был меньше), можно было продолжать полеты. Потом в книге Дианы Воган «Решение о запуске "Челленджера"» (The Challenger Launch Decision) эта логика была названа «нормализацией отклонений». Специалисты NASA и фирмы-подрядчика, ответственные за твердотопливные ускорители, безнаказанно осуществляли полеты при явно дефектной конструкции так долго, что перестали обращать внимание на связанный с ней смертельный риск. Отклонения в функционировании кольцевых уплотнений стало приниматься за норму в их рассуждениях.
Лишь несколько человек сопротивлялись этой «нормализации отклонения». Одним из них был инженер фирмы Thiokol Роджер Бо́жолай[146]
. В служебной записке от 31 июля 1985 года на имя вице-президента компании он выразил свою тревогу в связи с продолжением полетов шаттлов невзирая на аномальное поведение кольцевых уплотнений. Он закончил ее пророческими словами: «Я действительно очень боюсь, что если мы не примем немедленных действий по созданию специальной группы для решения этой проблемы с полевым стыком [герметичность которого должно было обеспечивать кольцевое уплотнение], то мы рискуем потерять корабль вместе со всеми сооружениями стартового комплекса». Божолай опасался катастрофического отказа при зажигании топливного заряда ускорителя, который не только погубил бы корабль и его экипаж, но и разрушил стартовую площадку.Другой инженер, Арнольд Томпсон, 22 августа 1985 года написал ведущему инженеру проекта SRB в Thiokol: «Проблема с кольцевыми уплотнениями в последнее время обострилась».
В служебном документе компании от 1 октября 1985 года мольба о помощи: «Помогите! Создание группы по изучению проблемы уплотнителей постоянно откладывают всеми возможными средствами». В последнем абзаце автор записки Р. Эбелинг косвенно обнаруживает большую проблему с эксплуатацией шаттла — недостаточное количество людей. «Готовность расследовать проблему кольцевых уплотнений выражает лишь очень небольшая группа инженеров, всего 8–10 человек. Назначенные нами специалисты по контролю качества имеют желание, но загружены другой важной работой». Он закончил свою записку предупреждением: «Это тревожный признак».
На запредельную нагрузку, которую испытывали инженеры Thiokol, указывал и отчет Роджера Божолая от 4 октября 1985 года: «Лично я возмущен тем, что должен работать в полную силу всю неделю, а после этого от меня требуется техническая поддержка в выходные». Программа эксплуатации шаттла пожирала людей.
Астронавты по-прежнему ничего не знали о кольцевых уплотнителях — настоящей пуле, метившей в наши сердца. Ни одна из бумаг, циркулировавших на Thiokol, не достигла наших рабочих столов. Но в течение золотого века происходили и другие события, о которых мы знали и которых боялись. «На этот раз пронесло, но…»