Читаем Верхом на ракете полностью

Мы стали ждать. Сердце мое работало на форсаже. Кресло было сплошным мучением. Мой мочевой пузырь надулся и готов был лопнуть, при этом я страдал от жажды после всех предстартовых усилий по выведению воды из организма. К тому же на этот раз запасы моего терпения уменьшились из-за нового испытания — мое место было внизу, на средней палубе. Я ненавидел эту изоляцию — почти как в могиле. Меня злило, что здесь нет ни окна, в которое можно смотреть, ни приборов, чтобы следить за ними. И я так и не смог полностью вытравить из сознания мысль о том, каково было Кристе, Грегу и Рону на средней палубе «Челленджера». Есть вещи, о которых лучше не думать, но, поскольку они были заперты в одном и том же хранилище, я не мог не вспоминать о них.

«Господи, сделай так, чтобы мы улетели», — молился я. Мысль о том, что все это придется проделывать и завтра, была тошнотворной. Быть может, карты дали мне намек? Быть может, семерка — мое счастливое число? По крайней мере меня развлекали жалобы новичка Пепе, которые непрерывным потоком лились в интерком: «О Боже, моя спина убивает меня… Мой мочевой пузырь вот-вот лопнет… Мой желудок уже у меня в глотке… У меня судорога икроножной мышцы… Умираю от жажды… Меня вырвет еще до того, как я окажусь в космосе…» Джей-Оу в шутку спросил его, как он собирается блевать в скафандре, будучи пристегнутым к креслу. Как истинный инженер, Пепе задумался и ответил: «Я разверну голову и стошню в заднюю часть гермошлема».

Возможно, я просто «тормозил» от изнеможения и страха, но постоянные диалоги с Пепе казались мне уморительными. Меня могло стошнить от смеха, а Джей-Оу предупредил его: «Не смеши меня, Пепе, а то я снова закашляюсь». Всякая попытка сказать что-то вызывала у него приступ кашля.

После нескольких волн жалоб Пепе предварял очередной поток словами: «Мужики, я знаю, что я не нытик, но…», после чего продолжал свою литанию. Джон Каспер подхватил эту преамбулу и начал повторять ее каждый раз, когда хотел пожаловаться сам. «Мужики, я знаю, что я не нытик, но…» Вскоре этим занималась уже вся летная палуба. Пепе услышал мой гогот и продолжил комедию, пародируя меня взрывами пронзительных и писклявых «хи-хи-хи». От этого мне еще сильнее хотелось ржать. Если бы руководитель пуска слышал нас, он бы, наверно, решил, что мы все двинулись рассудком.

В конце концов жалобы Пепе затихли, и мы стали искать другие способы убить время и отвлечься от наших страданий. На помощь пришла обычная в таких случаях забава — насмешки над летным врачом. Он невольно слышал нас, поскольку должен был следить за служебной связью, но не имел права общаться с нами без нашей просьбы, а никто из нас не собирался этого делать.

— Я слышал, что у жены доктора роман с хиропрактиком.

— А его дочь спит с адвокатом по делам о врачебных ошибках.

— А его сын учится на адвоката по делам о врачебных ошибках.

Тут раздалось притворное предупреждение: «Ш-ш-ш! Он может нас услышать».

— Он не слушает. Он размышляет над инвестиционным портфелем.

— Он разговаривает с гонконгским брокером относительно цены на золото и курса иены.

— Нет, он разговаривает относительно времени приема.

— Черт, сегодня же воскресенье! Его вообще нет на месте. Доктора не работают по воскресеньям.

— Ну да, они не работают трезвыми по воскресеньям.

Потом мы принялись перечислять привилегии, которыми пользуются летные врачи.

— NASA нанимает их на условиях неограниченной зарплаты.

Это был намек на более высокий уровень оплаты труда с учетом ранга по шкале госслужащих.

— И у них есть постоянные места для парковки.

— И удобные для них часы приема.

— Им достаточно попросить, и любая женщина разденется перед ними.

Наконец насмешки иссякли, и интерком замолчал. Успокоился даже Пепе, и каждый из нас ушел в свой маленький неустроенный мир боли, страха и молитвы. На отметке T-45 минут офицер безопасности полигона первым нарушил прежде беспрепятственный ход предстартового отсчета: «RSO к подрыву не готов». Он имел в виду взрыв шаттла. Находящиеся в распоряжении офицера безопасности полигона (RSO) компьютеры определили, что в данных атмосферных условиях мощь разрушения шаттла усилится, поставив под угрозу безопасность людей вокруг здания LCC. Его доклад о неготовности вызвал в кабине стоны и грязные ругательства. Мы уже достигли той стадии, когда готовы были убить любого, кто будет мешать запуску. Офицер, очевидно, почувствовал всеобщую ярость и тут же прогнал расчеты еще раз, получив более приемлемые результаты: «RSO готов к подрыву». Мы все ликовали… и посмеивались над иронией ситуации. Мы радовались тому, что теперь в случае взрыва шаттл мог убить только нас, и это было хорошо, так как позволяло продолжать отсчет.

На отметке T-5 минут Каспер запустил вспомогательные силовые установки (APU) и провел тест системы управления полетом. Все было штатно, и я начал всерьез думать о том, что принес с собой в кабину удачу за карточным столом.

— «Атлантис», закройте щитки гермошлемов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее