Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Советские аргументы характеризовались явной конъюнктурностью, их трудно признать убедительными. Позже, стоило Германии напасть на СССР, и все оккупированные ею европейские государства, включая Польшу, вновь стали «существующими»: как по мановению волшебной палочки. Москва признала их правительства, нисколько не смущаясь, что те пребывали в изгнании. А созданные Гитлером марионеточные режимы (Тиссо в Словакии, Петэна во Франции), куда Москва в 1939–1940 годах поспешила отправить своих полпредов, внезапно перестали быть государствами, достойными дипломатического признания.

Потемкин, наверное, допускал, что польский посол откажется принять ноту, и принялся разъяснять, почему, с его точки зрения, так поступать не следует. Мол, в ноте содержатся «заявления чрезвычайной важности», которые Гжибовский просто обязан немедленно довести до сведения своего правительства: «Слишком тяжелая ответственность легла бы на посла перед его страной, если бы он уклонился от выполнения этой первейшей своей обязанности. Решается вопрос о судьбе Польши. Посол не имеет права скрыть от своей страны сообщения, содержащиеся в ноте Советского правительства, обращенной к Правительству»{274}.

Потемкину было крайне важно заставить Гжибовского принять ноту, в противном случае он не выполнил бы поручение наркома, вызвав гнев Молотова. Мог разгневаться и Сталин, которому докладывали обо всем, связанном с походом Красной армии в Польшу. Но посол упорствовал. Сначала сказал, что ноту следовало передавать через советское полпредство в Варшаве. Этот довод Потемкин мгновенно отмел, заявив, что полпредства там больше нет. «Весь его персонал, за исключением, быть может, незначительного числа чисто технических сотрудников, уже находится в СССР»{275}. Это лишь отчасти соответствовало действительности. Руководство полпредства и вправду покинуло Варшаву, но в городе оставались как технические сотрудники, так и дипломаты. Впрочем, опровергнуть слова заместителя министра Гжибовский не мог, поскольку связь с Варшавой прервалась, с покинувшим ее правительством – тоже.

Это стало вторым доводом посла. Раз нет контакта с правительством, то принимать ноту бессмысленно. Ее никуда не передать. Из составленной Потемкиным записи беседы: «Тогда Гжибовский заявил, что он не имеет регулярной телеграфной связи с Польшей. Два дня тому назад ему было предложено сноситься с правительством через Бухарест. Сейчас посол не уверен, что и этот путь может быть им использован»{276}.

Гжибовский высказал предположение, что польский министр иностранных дел мог находиться в пограничном городе Кременце (к югу от Львова), и Потемкин немедленно предложил организовать телеграфную связь с Кременцом для передачи информации о ноте. Сообразив, что допустил ошибку, посол заявил, что принятие ноты невозможно при любых обстоятельствах, так как это «несовместимо с достоинством польского правительства»{277}. Тогда в НКИД поступили самым простым способом: отправили ноту с машиной в польское посольство, где ее вручили под расписку. Когда Гжибовский вернулся, она его уже ждала.

В связи с беседой Гжибовского и Потемкина уточним некоторые детали. Польское правительство, включая Министерство иностранных дел, находилось не в Кременце, а в карпатском местечке Куты (населенном, кстати, в основном евреями). Через него шли польские войска и беженцы, устремившиеся в Румынию. Генштаб обосновался рядом, в селении Коломыя. На заседании правительства с участием президента Мосцицкого и главнокомандующего Рыдз-Смиглы обсуждался вопрос о переходе Красной армией польской границы, но в отсутствие достоверной информации никаких конкретных решений принято не было.

30 сентября в Париже будет сформировано новое правительство во главе с Владиславом Сикорским. Он же займет пост главнокомандующего.

Какое-то (очень недолгое) время поляки надеялись, что Красная армия пересекла границу, чтобы прийти к ним на помощь. Утопающий хватается за соломинку. Будто в тяжелый час большевики могли подняться над застарелой враждой, забыть о прежнем поведении «польских панов» и протянуть им руку помощи. Черта с два.

20 сентября секретарь полпредства в Варшаве Николай Чебышев докладывал: