Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

К нам обратился командующий обороной Варшавы, он же представитель Западного фронта, генерал Руммель[32], с письмом следующего содержания: «Запрашиваемый командующими польскими частями на восточной границе, как должны они отнестись к советским войскам, перешедшим границу, ответил, что части советских войск необходимо рассматривать как союзников. В связи с этим генерал Руммель запрашивает, как отнесутся к его указаниям советские войска»{278}.

На тексте донесения Молотов начертал резолюцию: «Не отвечать». Такая вот дипломатическая реакция. Варшава входила в сферу влияния гитлеровцев, пусть делают там, что хотят.

Осталась без ответа и просьба Руммеля, переданная Чебышевым 26 сентября:

Командующий армией Варшавы генерал Руммель обратился с просьбой разрешить им в момент подхода наших войск к Праге эвакуировать тяжело раненых, а также население районов, занятых нашими войсками, т. е. то население, которое эвакуировалось в Варшаву из местностей, занятых советскими войсками{279}.

Генерал ошибался не только в том, что Красная армия собиралась приближаться к Праге, варшавскому предместью. Он ошибался в более принципиальных вещах: в оценках намерений Советского Союза в отношении Польши и польских граждан, оказавшихся в СССР. О судьбе польских солдат и офицеров в советском плену написано немало, эта тема выходит за рамки настоящего исследования. Но было бы уместно сказать несколько слов о том положении, в котором оказались польские дипломаты.

Первый замнаркома Потемкин известил посла Гжибовского о том, что сотрудники польских представительств в СССР больше не пользуются дипломатическим иммунитетом, и теперь местные суды могут преследовать их за любые противоправные действия. Такой подход явился результатом простейшего умозаключения: раз польского государства больше нет, значит, нет и польских дипломатов. Теперь они – бывшие польские дипломаты и с ними можно поступать как заблагорассудится. Принимая во внимание незавидную судьбу множества поляков, репрессированных в СССР, перспектива вырисовывалась довольно мрачная.

Формально Польша не объявляла войны Советскому Союзу, однако это даже усложнило ситуацию. Когда война официально объявлена, интересы сторон конфликта представляют избранные ими представительства других государств и осуществляется эвакуация дипломатических миссий на взаимной основе, в соответствии с принятыми международно-правовыми нормами. Так произойдет летом 1941 года с советскими и германскими представительствами в Берлине и Москве.

30 сентября 1939 года был арестован польский консул в Киеве Ежи Матусинский. В полночь его вызвали в представительство Наркоминдела. Это произошло 30 сентября. Он вышел из здания консульства в сопровождении двух своих шоферов, однако в представительство так и не попал.

В Москве польские дипломаты обратились за помощью к дуайену дипломатического корпуса и его заместителю. Эти должности занимали Шуленбург и итальянский посол Аугусто Россо, то есть представители фашистских государств, враждебных Польше (Италия, правда, на тот момент еще не вступила в войну). Тем не менее оба исходили не из идеологических и политических соображений, а из норм международного права, дипломатической этики и корпоративного духа. И Шуленбург, и Россо просили Молотова и Потемкина разыскать и спасти Матусинского. Ответом были заявления о том, что, скорее всего, консул бежал в какую-нибудь соседнюю страну.

Матусинский не был «чистым» дипломатом, он работал под дипломатической «крышей», будучи сотрудником так называемой двойки, Второго отдела польского генштаба, занимавшегося внешней разведкой. Это обычная международная практика: замещать консульские должности представителями спецслужб, чтобы защитить их дипломатическим иммунитетом. Но у польских дипломатов этот иммунитет отняли. Матусинский не был единственным польским разведчиком под прикрытием, но, наверное, он особенно насолил советским органам контрразведки, раз его не пощадили. Чекистов не остановила советско-польская консульская конвенция 1924 года, как не останавливали формально существовавшие советские законы, включая Конституцию.