Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Днем на заседании Укр[аинского] научн[ого] ист[орико]-филологического общ[ества], посвященном Сковороде. Масса народа, внимательно слушавшего в холодной нетопленой аудитории. Все в шубах, перчатках, калошах. Фигура Сковороды выступает очень ярко. Зеньковский чрезвычайно ее выдвигает. И действительно – удивительно интересна эта большая философско-религиозная работа мысли в обстановке слагающегося крепостничества, старых отголосков казачества. Философ – странствующий сельский учитель, человек, который жил, как мудрец. Я думал, что много преувеличенного – но указания Зеньк[овского] очень интересны. Зеньк[овский] и в разговорах указывает на огромную философскую работу русского общества. Начинает и здесь становиться ясным скрытое и неизвестное. Открывается новое, как в искусстве. Великая нация начинает себя осознавать.

Заходил Васил[енко]. Принес деньги (постепенно должаю – нечем жить при дороговизне). С ним о необходимости организации обществ[енных] групп. Он резко стоит за германскую ориентацию, считает неизбежным все усилия приложить на тесную организацию с торг[ово]-промышленными кругами. В них видит спасение и их считает организаторами жизни. Я думаю, что сейчас, несомненно, спасение в организации обществ[енных] гр[упп]. Разговор о Гвоздеве и кооператорах. он не хочет его приглашать сразу. Рассказывал о том, что среди правых начинает проявляться движение против сохранения Драгомирова и Гревеница. Говорили о записке по украинск[ому] вопросу.

Харьков. 17/30.XI.[1]919. Воскр[есенье]

Едем в Ростов уже целую неделю. Паника в Киеве, паника в Харькове. Едва доехали до Харькова. Сегодня Известия о взятии Сум и все продолжающемся отступлении Добров. армии.

Едем в вагоне-теплушке. Должны были выехать в четверг, отложили до субботы и попали в эвакуацию. Случайно попали в этапный поезд и так доехали до Харькова. Как поедем дальше?

Вагон в виде нар. 24 лежачих места. Едут В. А. Кистяк[овский] (наивный эгоист и трусоват), В. А. Караваев, Э. К. Гарф, Н. М. Яницкий с женой, прис[яжный] пов[еренный] В. С. Зотов, проф. Пашкевич с женой, сестры Григорьевы (К.В. и ее больная жена, сестры ассистента Шапошникова), В. И. Лучицкий, С. П. Тимошенко с отцом и матерью, Ф. П. Сушицкий, Н.П. Василенко, Добровольский, П.М. Девманский, В. И. Костко, Г. Г. де Метц с женой. Наташу довез до Полтавы с Пр[асковьей] Кирил[ловной] 20, старики Тимошенко вышли в Кременчуге – Пашкевичи, Косенко, Караваевы вышли в Харькове. Едем, в общем, дружно. Заниматься нельзя, шум, мало света, разговоры. Но с Н.Пр. [Василенко] и Ст.Пр. [Тимошенко] нередко подымаются интересные разговоры на общие темы. Читаю Уоллеса о тропической природе в немецком переводе21, прочел книгу Гедона – «Натуралист в Лаплате».

Вчера большой разговор с Н. Пр. [Василенко] по вопросу о задачах Зоол[огического] музея. Я хочу большой Зоол[огический] музей, не локальный, а такой, который был бы аналогичен Петроградскому Зоолог[ическому] музею – но с другой специальностью – по палеоарктич[еской] фауной, а каким-нибудь другим. Зоологич[еские] музеи Академии, которые возникнут на территории России, должны дополнять друг друга, и надо сделать так, чтобы можно было научно работать по зоологии в России, не выезжая из пределов России. Вас[иленко] горячо возражал, защищая свою излюбленную идею о роли Киева. О характере будущего киевск[ого] музея как музея, специально ведущего местную фауну и фауну тропическую. Я уже и раньше высказывал, напр[имер], в разговоре с Карав[аевым]. Он не должен быть повторением Петроградск[ого] музея.

Неужели может быть крах, вроде колчаковского? Что тогда?

Мне иногда кажется, что если бы большевики заявили , что они прекращают террор и чрезвычайки, население было бы с ними в широких кругах. По крайней [мере] интеллигентские слои.

Вчера обсуждали вопрос о созыве в Ростове совещания из Ком[иссии] прир[одных] бог[атств] Укр[аины] и произв[одительных] сил России вместе с промышл[енниками], инженерами и т.п. по вопросам о воссоздании России. На первое место ставим вопрос о камен[ном] угле и топливе.

Харьков. 18.ХI/[1.XII.1]919

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное