Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Вчера довольно безалаб[ерный] день. Не попал в ЦК, где обсуждались важные вопросы, связанные с переживаемым моментом, и запоздал к заседанию Акад[емии]. Пришлось с 11 утра до 3 возиться с заседанием у Демьянова, где шел вопрос об оформлении правительства53. Очень сумбурный. С. Вл. [Панина] очень ярко выразила и отношение к аресту Вр[еменного] прав[ительства], и печальное поведение Министров-социал[истов] 54. Решено опубликовать решение 26.Х – послано С. Н. [Прокоповичу] в Москву, и его решено вызвать сюда. Никитин и Гвоздев оправдывались в своем решении выйти тем, что они переговорили об этом перед уходом с Терещенко и тот дал (по передаче Гв[оздева] явно уклончиво) им санкцию! Никитин считает это так важным, что желал широкого распространения этого известия! Все разговоры велись в связи с слухами об ухудшении положения в Петр[опавловской] кр[епости] и возможности самосуда. Очень определенно становится вопрос о невозможности легальной передачи власти новому правит[ельству] при отсутствии требования освобождения всего правительства. Салтыков принес очень странное известие о Маньковском. Будто бы он готов подписать приказ о выдаче по всей России оружия рабочим.

М[аньковский] прислал нам письмо другого характера. Бывший впервые его представитель генерал С. (фамилию забыл) ушел странным образом до конца заседания. Некрасов выяснил существование неопубликован[ного] распоряжения правительства о ведении дел. Решено опубликовать.

Вечером у меня были Лев[инсон]-Лесс[инг] и Дьякон[ов], утром Иван [Гревс] – в связи с собранием ученых, художников и т.д. для протеста. Сговорились об организации. Брандт совсем никуда не годится как организатор.

От 9 – 12 ночи дежурил.

Работал над сероводородом и кое-что читал весь день— «Nature», о белом угле, Черепнина «Ист[орию] См[ольного] института» 55.

Возможен арест – но бежать неприятно. За обедом были Сергей [Ольденбург] и Паша [Старицкий] – остаток в субботу. К Сергею являлся от В[оенно]-рев[олюционного] ком[итета] по ин[остранным] делам56 Поливанов, который перестал говорить, когда С[ергей] заявил, что он не признает такового. Академ[ики] одобрили его образ действий. Поливанов хороший лингвист, пр[иват]-доц[ент] унив[ерситета], маленький человек в нравственном отношении, обычно заискивающий, тут был нахален.

Макаров рассказывал о кощунствах в Зимн[ем] дворце: в церкви евангелие обоссано, церковь и комнаты Ник[олая] I и Ал[ександра] II превращены были в нужники! Кощунство и гадость сознательные. Любопытно, что когда я рассказывал об этом Модзал[евскому] – он говорит – евреи! Я думаю, что это русские. Как и убийство царскосельск[ого] священника – очень порядочного человека. Какое-то безумие.

Сегодня в «Деле нар[ода]» поразительное по цинизму решение большевиков о свободе печати 57. Это что-то невероятное.

6. XI. Утро

Вчера день довольно безалаб[ерный]. Не совсем здоровилось, и потому мало смог сделать. Очень смутно и тревожно за будущее. Вместе с тем и очень ясно чувствую силу русской нации, несмотря на ее антигосударственное движение. Сейчас ярко проявился анархизм русской народной массы и еврейских вождей, которые играют такую роль в этом движении. Можно очень ярко провести это через всю историю еврейства и русского народа. Служилые слои, отделившиеся от народа, уже тысячелетие делали государственную историю. «Народ» жил своей жизнью и творил другое.

Очень ясно падение идейное социализма и народничества. Очень любопытное будет изменение русской интеллигенции. Что бы ни случилось в госуд[арственных] формах, великий народ будет жить.

Еще больше, чем Польша, история [которой] впервые выросла после падения XVIII века – раньше была в полном культурном упадке – шляхетская цивилизация была далека от человеческих интересов. Расцвет нации начался при ее государственном падении.

Утром ЦК. Долгие споры о выходе наших из Ком[итета] спас[ения]. За это стоял Шингарев, считая необходимым ультиматум о включении в Ком[итет] спас[ения] всех партий Совета Респ[ублики]. В то же время он стоял на прежней точке зрения, что, как таковая, партия н[ародной] с[вободы] не должна входить. Очень против Набоков, Панина. Прошло мнение последних. Ярко различные течения: полный разрыв с социализмом. Очень яркую позицию в этом смысле занял Волков – раньше стоявший на переднем левом фланге партии. За социализм (как идейное мировоззрение, но и как по возможности вместе) Набоков, Васильев. Имшенецкий резко подчеркнул вероятие реакции и того, что нам придется идти с социалистами против правой реакции.

Вышел № 1 Известий ЦК – литогр[афированный]. Полная зависимость от печатников. Такое положение нетерпимо.

Впечатление – затяжного кризиса и возможности новой военной же авантюры.

Днем у М.А. Дьяконoва заседание ученых в связи с выступлением. Идея Гессена В. М. об обращении к нации ее духовных вождей. Сергей [Ольденбург]: строители жизни против ее разрушителей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное