Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Вначале информация. Была прочитана телефоногр[амма] Духонину по единст[венному] проводу, который еще находится в распоряжении Ком[итета] спас[ения]. Положение трагическое: получили значение в решении жизн[енного] строя силы и слои народа, которые не в состоянии понять его интересы. Ясно, что безудержная демократия, стремление к которой являлось целью моей жизни, должна получить поправки. Вспоминаются разговоры перед 1905 [г.], когда вырабатывалась четырехвостка. По словам Церетели, ставке угрожает разнос. При обсуждении вопроса после оглашения воззвания Перекрестова от им[ени] общеарм[ейского] комитета очень определенно высказался я против участия нашего в такой реконструкции власти с большевиками. Поддержку встретил в Малянтовиче и Прокопов[иче]. В конце концов большинством одного голоса (5 – 4) решили послать в Ставку лиц для информации и выяснения мнения правительства, но не для участия в реконструкции власти.

Однако не знаю, устроится ли поездка. Никитин не хочет входить на этих условиях (хотел полномочий для действий), Демьянов раньше ушел. Прокоп[ович] ясно и определенно против своей поездки. Нон прав. Поставлены усл[овия]: 1) правит[ельство] считает нежелательным организацию Комитета мин[истров] среди штыков в ставке, 2) ни в каком случае не создать преемства с минисрством, в кот[орое] войдут большевики и 3) даст преемст[во] социал[истическому] мин[истерству] —делового характера, ни в чем не узурпир[уя] власть Учр[едительного] Собр[ания]. Последнее явно не всем нравится. Церетели очень интересно высказался: он считает невозможным – ввиду большев[истского] настроения войск и нар[одных] масс – образование сейчас какого бы то ни было правительства, которое могло бы получить общегосуд[арственное] знач[ение]. Считает, что нам придется воссоздавать Россию.

Эту цель надо поставить и широкую обществ[енную] (а не воен[ную]) борьбу с большевиками. Думает, что из анархии выйдет правое правительство. Брамсон тоже считает, что случилось худшее – военные взяли на себя организ[ацию] правит[ельства]. Но чего же они хотели, создавая правит[ельство] в ставке? Резко отмежевался от Церетели. — Долгие прения о тел[еграфном] разгов[оре] с Духониным ввиду его трагическ[ого] полож[ения]66. Положено переговорить с ним Никит[ину] и, если возможно, Прокоповичу, чтобы указать на мнение правит[ельства] о невозможности им исполнения приказов Троцкого, Крыленко. Но нет грубой физической силы – а большевики в этом отношении закусывают удила. – Скарятин прочел свою записку с разоблачениями Ленина и К0. Слабо, и мы все решили это не печатать. Ск[арятин] настаивал и, казалось, не видел слабости его доводов. В общем все было в газетах. М[ожет] б[ыть], все и так – но не доказано и в таком виде нельзя печатать,— Малянтов[ич] говорил мне: вот видите, что газеты писали про меня и т. д. Я думаю, что и Мал[янтович], и Зар[удный] были правы. Гора родила мышь. — На сегодня отложен вопрос о забастовке. Положение усложняется и ясно, что она в такой форме не пройдет.— Отставка Керенского принята и будет опубликована через Сенат обычным порядком. Были прения, ненужные и неверные.

Читал «Тр[уды] Бюро механ[ики]», работу Гинзберга над мариуполитом и т. п.

Ночью мне сделалось нехорошо – рвота и т. д .— д[олжно] б[ыть], что-нибудь поел и потому сегодня сижу дома: слабость, головн[ые] боли. Очень досадно, что не пошел на засед[ание].

Утром был Э. Радлов 67 – об открытии П[убличной] библ[иотеки]. Я стою за открытие чит[ального] зала. Разговор о Соловьеве и связи с прочит[анной] мною его перепиской с Киреевым. Радлов пишет историю филос[офии] России. Говорил о натуралистах-философах XIX в. Он говорит, что читал Дана историю пересел[ения] народов68, находит сходные черты разрухи римск[ого] госуд[арства]. Интересна его широкая начитанность. Это тип эрудита, всегда мне близкий и очень дорогой. Он указывал на новый очень кажущийся ему значительным труд Рудакова из Москвы по византийским святым 69. Кто это Рудаков?

Из разговоров вчера ясно, что Керенский хотел сперва передать власть Авксентьеву. Форма его бегства явилась результатом соглашения между Никит[иным] и Ком[итетом] спас[ения].— Ожидается безумный приказ о демобилизации. Надо испить чашу сию до дна.

Церетели вчера: почвы создать власть, способную действовать, нет. Кто-то вчера сказал: в России не было революции – был солдатский бунт, один в феврале, другой – в октябре.

Был Сурин. О делах М.Н.Пр. Я хочу составить обзор всей деятельности за февр[аль] – окт[ябрь]. То, что мы хотели для учредительного Собр[ания]. Завтра у меня собрание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное