Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Масса перебывала народа: Е.Д.[Ревуцкая], Сергей [Ольденбург], Соф. Влад. [Панина], Н. И. Андрусов, М. А. Рыкачев, А. И. Карпинский, Паша [Старицкий], Иван [Гревс]. Всюду и все время разговор об одном и том же. Тревожное и тяжелое настроение. Сергей говорит, что он больше всего боится междунар[одных] последствий. Рыкачев – единств[енная] надежда на юг. — С. Вл. Рассказывала о вчерашнем заседании Сов[ета] мин[истров]. Оно было трагическим. Кончилось в 9 1/5 вечера. Сперва было решено проводить ассигновку жалования раньше 20 (7 против 3). Прокопович, который был против, протестовал и отказался от председ[ательства]. Полная растерянность. Как верно говорит С. В., поразительна в общем слабость и растерянность этих людей (министры!). Она даже некоторым сказала и говорит, что чувствовала себя там одним из немногих «мужчин». В конце концов все уладилось по предл[ожению] Кукеля – попытаться выписать теперь, выдать 20-го.

Мне кажется, все эти решения опоздали, т.к. С.С. [Салазкин] уже все проводит. Информация опять была из армии из прямых источников (П. М. Т. Скб.). Пока положение неопр[еделенное]. Все возвращаются, т.к. идея образования там правительства рухнула.

Общеарм[ейский] ком[итет] одно время очень настойчиво напирал на приехавших социал[истических] обществ[енных] деятелей о провозглашении Чернова – но те, зная отношение к Ч[ернову] в Петрограде, уклонились и выставили положение, что правительство не может организовываться на штыках в армии. Вскоре выяснилось, что арм[ейские] ком[итеты] не поддерживают общеарм[ейский] ком[итет] и считали, что он превысил свои полномочия, которые касались других дел. В общем в арм[ейских] комитетах более большев[истское] настроение, чем в общеарм[ейском].

Ожидалась уже третьего дня капитуляция чиновн[иков] Банка, что и произошло.— Многие, как И.И. Андрусов, не могут работать. Ростовцев говорит о самоубийстве (культурн[ой] гибели). Иван тоже теряет почву. Он все говорил и много раньше о мире. Ясно видит теперь, что мир и перемирие в руках сильного, а не слабого.

Невольно думаешь о будущем. Хочется найти выход вне случайных обстоятельств78. Эти случайности могут быть ужасны для переживающих – но поворот так глубок, что то, что за ним сохранится, само по себе огромно. Сейчас в смысле случайностей все зависит от Учр[едительного] Собр[ания]. Если оно будет не большевистское в большинстве, все же ясно, что унитарная Россия кончилась. Россия будет федерацией. Слишком пала воля и уважение к великороссам. Юг получит гегемонию. Роль Сибири будет очень велика. Я даже мечтаю о присоединении к этой федерации и австрийских земель. Столица не Москва?

Сейчас многие едут на юг. И Любощ[инские] переезжают в Полтаву. Рад за Ниночку.

Сейчас надо ждать результатов выборов в Учред[ительное] собрание. Несомненно, в большевистском движении очень много глубокого, народного. Tu l’as voulu, George Dandin!79 Демократия показала свое лицо, то, которое она постоянно показывала в истории. В критический момент покажет и свою энергию. Но ясно одно – русский народ до этих форм жизни в мировом государстве не дорос, а т.к. возврат к унитарн[ой] монархии невозможен, то выход один – сильные области, объединенные единой организацией – федерация.

Если Ак[адемия] н[аук] будет разрушена как целое в этом вихре – переехать в Киев или Полтаву?

Яркое определ[ение] Сережи Ольд[енбурга]80 (он сейчас в числе 4 представителей Министерства ф[инансов] в Гл[авном] стачечном чиновн[ичьем] ком[итете]) – лавина летит, и только когда она остановится и дойдет до конца, можно начать освобождать от обломков, наводить новый порядок и т. д.

Кончил Гершензона, читал Кингслея, Соловьева, сводку работ о фосфор[итах] и удобр [ениях] Прянишникова 81.

15.ХI

Опять вчера почти не выходил. Чувствуя себя весьма неважно. Утром пришел и положил свой бюллетень на Учр[едительное] собрание на нашей же улице. Все в большом порядке, как будто выборы происходят правильно – а между тем нет основного условия – печати, нет возможности настоящей агитации. Подают много бюллетеней.

Много работал над сероводородом, читал и выправлял корректуры – над Кавказом. Успел сделать много.

Заходила Е.Д. [Ревуцкая], Паша [Старицкий]. Днем было совещание чинов М.Н.Пр. В общем настроение за забастовку, против той уступки, какую делает Гос[ударственный] банк. Ясно, что и тут будут бороться дальше. Конец забастовки должен быть связан с Учр[едительным] Собр[анием]. Говорили об общем ответе в случае личного обращения большевиков к отдельным старшим чинам М. Н. Пр. Ответ однообразный: неприятие власти, отказ с ним и говорить и работать. Выдержат ли? На заседании были В.И. Чарнолусский и Я.Я. Гуревич, представители Г[осударственного] к[омитета] по народному образованию .

Чарнолусский один из немногих (подобно мне и Наташе), более уверенных в конечном благополучном выходе России из трагического положения. Он считает, что это психоз и в конце концов война может кончиться еще победой. Ясно, что Россия будет федеративная, а не унитарная.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное