Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

— П. М. сообщил последний разговор со Станкев[ичем] по прямому проводу. Помимо того, что есть сегодня в газетах, Ст[анкевич] считал, что война с этим войском сейчас немыслима, что его необходимо демобилиз[овать] и мобилиз[овать] новый добровольч[еский] набор при том настроении, что все попытки мира были тщетны, считает необходимым немедленно вступить с посланниками союзников в переговоры о начатии мирных переговоров с немцами. Он заготовил довольно яркий, но совсем не диплом[атический] текст своего обращения к послам. Ему все отсоветывают. И мы тоже. Считаем возможным только обсуждение с воен[ными] агентами военно-стратегич[еского] положения. Но это он и начал. Никакого легального способа сношений с союзными государствами до Учредительного собрания у нас нет. Это плохо понимает и П. М. Ясно одно, что ставка должна что-нибудь сделать, чтобы не быть сметенной большевизмом – желанием кончить войну и безграмотной уверенностью, что это можно очень легко и просто сделать. Стремление к миру охватило массы, и по существу оно очень понятно и так правильно. Но в сложных явлениях жизни его провести напрямик невозможно. А между тем всякая слабость только уменьшает возможность инициативы мира.

Вечером заходила Тат. Серг. Салаз[кина]. С.С. [Салазкин] сидит все в прежнем положении. Читает по истории фр[анцузской] револ[юции]. У него на квартире сидят кр[асно] гв[ардейцы].

Читал по сероводороду и работал по корректурам. Вечером Веселовского о Жуковском; «Поверхность и недра» о каменных углях 92.

18.ХI.[1]91

7

93

Ночевал у Паши [Старицкого]. С разных сторон все советовали переночевать дома, и, хотя Наташа очень стойко не выражала своего мнения, ей хотелось, чтобы я не ночевал дома. Конечно, это маленькое неудобство, но все же есть и неприятное чувство скрываться. Я чувствовал, что у меня нет энергии уходить и начинать где-нибудь в стороне новую форму жизни. Это, м[ожет] б[ыть], еще более вредное настроение, и я его переборол. Человек во всяком решении находит хорошую сторону. Это есть одна из форм «здорового организма».

Утром был инженер Алексеев. Он приходил из в[оенно]-техн[ической] организации, хочет связаться с правительством и предоставляет себя (организацию В[оенно]-техн[ического] ком[итета]) в его распоряжение. Он думал, что Ферсман находился в связи с Времен[ным] прав[ительством], был очень удивлен, когда узнал, что нет. О нашем объявлении он еще не знал. Их разрушают большевики. Они хотят перенести центр своей деятельности в Xарьков. Кое-что (и многое?) спасется.

Заходил Курбатов, принес хронологические картограммы высш[их] учебн[ых] завед[ений]. Отправил к Палечеку. Будет работать над картой Азии в связи с высшей школой и учеными учреждениями.

Зашел Васильев А.В. в связи с появившимся объявлением правит[ельства]. Он очень волновался, советовал уехать на время, возвращался два раза и подействовал на Наташу. Рассказывал о послед[нем] зас[едании] ЦК, где я не мог быть. Был доклад Бормана о поездке к Каледину. В общем то же впечатление: недостаток людей, отсутствие достат[очных] сил (артиллерии), умная выжидательная политика, очень выдержанная. В пришедшем № «Русск[их] вед[омостей]» вчера же очень характерная подтверждающая это впечатление выдержка из речи Каледина 94. В общем, правильно, мне кажется, впечатление А.Гр. Хрущова, который д[олжен] б[ыл] уехать накануне вечером, после заседания Вр[еменного] прав[ительства], на котором он мне рассказывал, на Дон. Он едет все-таки временно, но Кал[един] хочет, чтобы к нему приехали более прочно – необходимы работники, умеющие вести правит[ельственную] технику. Туда поехал и Вас. Алекс. [Степанов]. Трудность создания правит[ельства] усугубляется, конечно, и тем, что на Дон едут массами разные люди. Офицерство – и нередко голодающее, там собирается.

Васильев рассказывал конкретные факты продвижения вперед сейчас в большевизме самых больших негодяев в Казанск[ой] губ., в том числе и черносотенцев. Это, по-видимому, общее явление.

В Музее видел Ф.Т. Брагалия. Он берет на себя экстракт о селене в России для Сб[орника] Ест.-пр. силы 95. Я с Е. Д. [Ревуцкой] его оставлю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное