Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Вчера при обсуждении вопроса о составе правительства в вопросе о социализме было поставлен: 1) коалиц[ии] из социал[истов] и 2) деловое и не нарушающее ни в чем прав Учр[едительного] Собр[ания]. Я заявил при голосовании, что я стою за деловое, безразлично – социал[истическое] оно или нет – и вопрос о его составе мне безразличен. Вотум мой имел значение для них – как это было ясно – как к.-д. Раньше они указывали (Брамсон), что рассчит[ывают] на молч[аливое] согласие ценз[овых] элем[ентов], под именем к[ото]рых позже понимали одну партию народн[ой] св[ободы].

Вчера пришли «Рус[ские] вед[омости]». Кишкина, когда была у мужа70, подвергалась насмешкам и унижениям как со стороны стражи, так и офиц[еров]. Она боится рассказывать, боясь, что они отомст[ят] на ее муже. Еще хуже царских жандармов. Как быстро социалисты показали свой нравст[венный] уровень. Я считаю, что между нами и ими скоро не будет сотрудничества. Между ними как социал[истическими] партиями.

Был Нератов. Он хотел еще приехать вчера. Заезжал осведомиться – надо ли ему, технику, бывать на заседаниях Сов[ета] мин[истров]. Осторожно выспрашивал, много ли там не социал[истов]. Ему представлялось лишним и ненужным. Я указал ему, что для правит[ельства] присутствие техника по ин[остранным] делам нередко важно ввиду нашего незнания. Из здешних представ[ителей] наиболее личности Бьюкенен и отчасти Диаманди. Он думает, что от румын можно ждать неожиданностей. Японцы – Учида, человек Мотопе, будут себя вести осторожно. При известных условиях (для защиты подданных) возможна угроза Владивостоку.

Прибегал Регель: у жены рак и быстро идущий. Регель совсем вне жизни и не знает, что делается кругом...

12.ХI

Вчера и сегодня болен – лежу дома. Сколько могу работаю над сероводородом.

Утром был Ал. Ев. [Ферсман] – едет на несколько дней к себе в Крым, заедет в Новг[ород], Ворон[еж]. У него, как у многих, настроение <повышенное>. Считает невозможным пассивную политику. Ищут центра сопротивления. Говорят, такой образуется в Воронеже. Туда съезжаются отовсюду офицеры. Здесь Крыленко, Подвойск[ий] и К° разрушают воен[ную] организацию обороны: разрушена организ[ация] В[оенно]-т[ехнического] Ком[итета], Ком[итета] сырья и т.д. Каледин понемногу созывает к себе техников. В бывшем позавчера совещании все начальники частей военн[ого] ведомст[ва] большинством 100 с лишком против 4 была принята программа работы, основанная на непризнании закон[ности] власти большевиков. Крыленко принял только первый пункт (об обороне) и ушел из заседания. По-видимому, будут пересматривать.

Был д-р Рубель. Все говорит о необходимости отдела, что, конечно, явно невозможно.

Читал сейчас Моск[овские], петр[оградские], киев[ские] и иркут[ские] газеты – видишь все-таки глубокий рост России, несмотря ни на что. Неужели может разрушиться? Как выразился один из иностранцев, Россия находится под властью Большого Кулака. Со всеми последствиями?

Сегодня у меня собрание старших чинов М. Н. Пр.: Соф. Влад. [Панина], Сурин, Рыков, Палечек, Половцов, Рождественский, Радлов, Ларионов, Николаи, Воронцовский, Оленев. Решили по моему предложению подготовить обзор деятельности М. Н. Пр. за революционный период. Теперь это важнее, чем представлялось раньше, к Учр[едительному] Собр[анию]. Решили составить через неделю по разделам и департаментам. Очень важно дать план, который вырабатывается. Для меня ясно, что в общем начало положено гр. П. Н. Игнатьевым 71. Очень крупная была его деятельность. Судя по ней, он представлял интересную фигуру. Мне кажется, возможности разгрома, какие могут произвести большевики в бюрократической машине, еще не сознаются чиновничеством. А между тем разгром может быть аналогичен тому, какой произведен в армии. — Долгое обсуждение вопроса о забастовке, о необходимости ее прекращения. Решили добиваться того, чтобы был объявлен срок ее окончания: конец выборов в Учр[едительное] собр[ание]. Обсуждался вопрос о выдаче жалованья 20-го или раньше. — Очень характерно враждебное отношение курьеров и низших служителей. Оно проявляется, как всюду, в стремлении не к равенству, а к господству (диктатура пролетариата).

Палечек рассказывал курьезный случай в кооперативной лавке служ[ащих] М. Н. Пр. Там была недурная крупа полба. Когда он хотел ее получить, курьеры запретили, заявив, что их не арестовали только потому, что они заявили, что она идет им и низшим служащим, а потому они и не дадут чиновникам. Тогда барышни-продавщицы отказались ее продавать кому бы то ни было, обратились в рабоч[ую] продов[ольственную] организ[ацию] и получили оттуда письменное удостоверение, запрещающее им слушаться каких бы то ни было сторонних распоряжений. Стали ее продавать всем курьер[ам] и чин[овникам], только живущим в Спас[ском ] районе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное