Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

По дороге из Министерства встретил Василенко. С ним разговор о Науков[ом] тов[аристве]. Оно ведет мелкую борьбу интриг – в маленьком виде а la Карл Ив. Богданович. Все это противно и как-то не чувствуешь, чтобы из общества могло быть что-либо серьезное.

Первое заседание Подкомиссии об уче[ных] общ[ествах]: Лучицкий [В. И.] Личков, Павлуцкий. Решили двинуть дело в том виде, как я думаю. Надеюсь широко.

В библиотеке трудно достать книги. Луч[ицкий] считает, что это влияние централизации, но я думаю, что гораздо более – общего бедного бюджета на научные и культурные цели. Отчасти малой энергии работе на <стол>. Даже здесь, в Киеве, где уже собираются книги более 200 лет. В унив[ерситетской] библиотеке и т. п. нет основных. и библ[иотека] Полит[ехнического] института очень бедна. В этом виноваты сами ученые.

С Лучицким разговор о Полтаве и работе Л. И. Путяты. С Георгием Старицким разговор об общей политике. Он отказался быть сенатором или об[ер]-прок[урором ], по-моему мнению, ошибочно. Не чувствует все-таки всей трагичности переживаемого момента.

Заходил ко мне Бор. Павл. Осташенко-Кудрявцев. С ним разговор об общих задачах астрон[омической] обсерватории на юге и о необходимости астрономической обсерватории 1-го разр[яда] в пределах Украины. Он согласился взять на себя составление об этом записки для Ком[иссии] по Акад[емии] наук. Пулково, благодаря характеру неба, не может наблюдать солнце так, как это можно на юге, и это отражается и на звездной астрон[омии] (она не может точно определить равноденствие). Баклунд мечтал об обсерватории 1-го порядка на юге. Этим объясняется размах устройства Николаевск[ой] обсерватории: заказ рефрактора в 32 д[юйма], наибольшего в Европе.

С ним разговор об астрономах. Никого нет в живых из русских, который мог бы заменить Баклунда и был бы равноценен Белопольскому. Тут оцениваешь ошибку, что упустили Струве, который в Берлине (сейчас около Вавельберг или что-то вроде). В Xарькове молодой, очень талантливый (по словам Евдокимова, человек) Фесенко – его диссертация о Юпитере182. Ознакомиться и надо обратить внимание.

Заходил и В. Н. Чирвинский, которого я не застал как-то в Политехн[ическом институте]. О положении Политхнического института – денежный кризис. Научн[ая] работа не прервалась, но сейчас замирает; ищут заработка. Его работа о составе осад[очных] пород Киева интересна, но он не знает новых работ Кларка. О его работах для Ком[иссии] пр[оизводительных] сил. Одну он кончил (фосфориты Украины) и доставил 183.

Заходил Модзалевский. По делам Ком[иссии]. С ним о науков[ом] тов[аристве] и украинск[ом] культ[урном] дв[ижении].

Вечером с Ниночкой и Наташей в Ботан[ическом] саду, а потом с Нин[очкой] в Царском [саду] – большая прогулка. Вечером заходил Личков по делам Ком[иссии].

5.VII.[1]918, утро

Вчера уже на новой квартире – профессора Конст. Эраст. Добровольского, очень умного и милого человека, идейно мягкого, но твердого к жизни. Он мне напоминает таких людей, как Анат. Медведев. Его научная работа связана с общественными интересами, полон академич[еской] честности.

Утром и днем работал над жив[ым] вещ[еством ]. Кончил Walthег. Просматривал книги по бальнеологии.

Утром был Попель, представитель Екатериносл[авской] городской думы. Он проводил меня до Милюкова. Разговор по поводу Педагог[ического] института, который – правильно – встретил возражение в комиссии Лободы. Украинцы пытаются доказать, что Екатеринослав не нуждается в высшей школе, боятся создания не национального крупного умств[енного] центра. Очевидно, эта узкая самоубийственная политика обречена на неудачу. Он говорил о новых начинаниях – имущество Калачевского, очевидно, будет использовано для создания с[ельско]х[озяйственного] института. Удивительно узкая жизнь: все время сталкиваешься с этим делом. Мечты, какие были немного месяцев тому назад, при разговоре с Рейнботом получили совсем иную обстановку...

Короткий разговор с Мил[юковым] и Дем[идовым]. М[илюков] по поводу посланного к нему через меня Евг. Адольф. Ганейзера. Ганейзер в Крым от укр[аинского] правительства]: собирается таможен[ная] война между Укр[аиной] и Кр[ымом]! Кр[ым] не хочет «воссоединяться» с Укр[аиной]. Рассказывали, что в Кр[ыму] официальный яз[ык ] – русский – допускаются немецкий и татарский. Пропущен украинский 184.

Попель рассказывал о фактическом немецком округе учебн[ом] в Бердянске. Основывают высший педагогический институт 185.

В деле об Укр[аинском] унив[ерситете] я нашел донос (самый форменный) комиссара по нар[одному] образ[ованию] Труба в Екатеринославе. Документ поразительный. Тр[уба] щирый 186 украинец-фанатик, очевидно, типа Андриевского в Полтаве. Инженер, лично порядочный. Очевидно, столь же честный, как русские русификаторы или немецкие гакатисты 187.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное