Вернадский. Дневники 1917-1921.

— Тревога и тяжелое настроение и от чувства чрезвычайной непрочности положения здесь: безумная и безудержная политика украинцев с их неверным и фальшивым образом действий, ярым шовинизмом, идеологией, построенной на ложных, выдуманных положениях. Я во многом понимаю то настроение ненависти, какое здесь замечается среди русских по отношению к ним, и чувствую больно, насколько вредит всему движению низкий моральный уровень украинских деятелей. И сейчас их лидер в комиссиях Багалей, еще недавно заискивавший перед Николаем II, пытавшийся пройти в преподаватели наследника, скрывавший свое украинство в Петрограде в эпоху своей работы в Государственном] Сов[ете] и одновременно тогда лидер левых и заискивавших перед сильными мира, желая быть директором Архива Министерства юст[иции]. Мне рассказывал Сергей (Ольденбург] и Лаппо-Данил[евский] о его позорной политике тогда: он не знал, что его записка станет известной; Тимошенко говорил мне со слов брата-украинца о борьбе с ним украинцев в Харькове до революции; Любавский рассказывал о его старании добиться доктора русской истории honoris causa на съезде рус[ских] ист[ориков] в Москве для Николая II еще в эпоху воины. Несомненно, в его деятельности сейчас много искреннего, т. к. он чувствует, что для укр[аинского] возрождения совершилось почти историческое чудо, дав возможность достигнуть никем серьезно не чаянного благодаря стечению исключительно благоприятных обстоятельств... Но все-таки все это фальшиво и неприятно.

И такое чувство тяжести среди украинских) деятелей переживаю не один я. Об этом же мне говорилии такие искренне любящие Украину люди, как такой удивительно привлекательный своим обликом человек, как С. П. Тимошенко и В.Н. Константинович. Может ли такое движение иметь прочную почву или разлетится? Наконец, мысль невольно обращается к России. Мне кажется, там совершается резкий перелом, который приводит к крушению большевизма. Вновь создается армия? Начнется концентрация государства? Станет Россия ареной военной борьбы?

Известия, приходящие оттуда, как будто указывают нам на то, что там начинают выявляться крупные события. А вместе с тем за это время резко меняется положение на Западе. Еще немного недель тому назад Милюков считал наиболее вероятным падение Парижа, Францию и Италию, выведенными из строя и поставленными в необходимость заключить мир, и возможность повторения событий после Иены и блокады Наполеон[овского] времени. Война на море Амер[ики] и Англии, и фронт где-нибудь в новом месте... Сейчас психология резко изменилась. Фронт в России – не утопия, на Ближнем Востоке, в Азии назревают события огромной важности – не только роль Сибири в истории России, связь с русской культурой Кавказа, Туркестана, Персия в мировой политике Англии и связь ее через Индию как базу с Туркестаном. Война становится поистине мировой, а Россия, пока поверженная в прах, объектом ее. А между тем я ясно чувствую, что в конце концов она является силой гораздо более значительной, чем это многие считают...

17.VIII.[1]918,

Киев, веч[ер ], Тарасовская, 10, кв. 7

Устал. Только 10 ч[асов] веч[ера] – взял ванну и лег. Сегодня день весь в работе на людях.

Утром рано разговор с Сашей Зарудным – об украинстве, современном положении, социализме, пересмотре программы. Он остался твердокаменным, не считает необходимым пересматривать основы своей программы. Был и остался социалистом. Не чувствует того, что так ярко я чувствую – необходимости полного пересмотра основ своего мировоззрения. Я не верю в эти основы— ни народная воля, ни всеобщее право, ни социализм, ни интересы бедных и «униженных» сейчас не могут представлять для меня никакого значения. Из-за них и для них жить не стоит. Неужели можно переживать такой развал государства, ничем не нарушив своих идеалов. Так же все ругает кадет и Милюкова.

У Вас[иленко]. С ним деловой разговор. Национальная библиотека – ее организация. Центральное управление М[инистерства] н[ародного] пр[освещения]. К Вас[иленко] пришел Вл. Гал. Короленко с дочкой; вчера были и у нас. Ляховича увезли в Бялу около Бреста, и не известно, чья инициатива. Об укр[аинской] лектуре: Багалей хочет ее провести обязат[ельно]. Вас[иленко] ответит отрицательно.

Заседание Ком[иссии] Акад[емии]. Все время рассматривался вопрос об Археолог[ической] Комиссии¹⁹⁷. Скрытая борьба из-за украинства. В конце концов достигли соглашения – не знаю, что будет в результате. Опять о языке печатания – начинает этот вопрос языка возбуждать. С Крымским о Ефремове; он еще не переговорил, переговорю я. С М. И. Туган-Барановским об их институте ¹⁹⁸. Он протестует против рассмотрения их устава; я согласен в этом с ними – но считаю, что он ошибается, если думает, что Министерство н[ародного] пр[освещения] должно только регистрировать устав. Тут нужно найти среднее положение.