Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Вечером был у Ар. Влад. Тырковой. К сожалению, мужа ее не застал26. Она приняла меня очень холодно или же была больна. Постарела и как-то сильно поблекла. Разговор был довольно нудный, без проблесков яркой мысли. Стоит в укр[аинском] вопросе на довольно крайней точке зрения – необходимости подавить или держать движение силой; все равно неизбежна распря; украинцы изменили; существование культуры и языка сомнительно; культурная работа в ряде школ и гимназий в значительной мере потерпела фиаско. Напомнила мне Юрен[ева], и везде здесь говорит великор[усская] гордость людей, никогда здесь не бывших... Это настроение аналогичное украинск[ому] шовинизму, делает всякую работу соглашения почти невозможной. Долг[оруков] вчера сказал мне, что моя точка зрения на украинский вопрос слишком тонкая, что для теперешнего времени она не годится, нужны средства грубые.

Тырк[ова] считает, что при восстановлении власти с помощью военной силы все отходит в сторону до восстановления России. Политически она сильно подалась направо. Ее впечатления о заграничной жизни, где действовал комитет англо-русский под председательством Ростовцева и ее секретарстве27, ясно указывают, что помощь Запада нам будет минимальная и жизнь там налаживается и мы будем легкой добычей для всех, если не наладим силу.

Влияние Мил[юкова] ничтожно – он даже не видит второстепенных политических деятелей. В ее укр[аинских] настроениях мне виден М. И. Ростовцев, которого я сейчас ярко представляю в этом отношении при его темпераменте. Мы касались этих вопросов лишь попутно. Ее впечатление – надо научить народ и интеллигенцию повиноваться.

По ее словам, пункты об Учредит[ельном] собр[ании] в запросе Колчаку28 введены Клемансо под влиянием Керенского, который пытается играть роль.

Насколько могу судить по отрывочным рассказам лиц, бывших за границей, ничему наши не научились, кроме отдельных поправевших людей. Неужели не удастся привести к свободной России? Россия может существовать в своих пределах, лишь сдерживаемая силой?

Из слов Тырковой ясно, что связь Колчака с Деникиным не поддерживается вследствие общей порчи телеграфов на Ближнем Востоке. В Лондоне из Омска они получали правильные телеграммы. Из Константинополя телегр[аммы] идут почтой И неправильно. Сейчас надеются восстановить в Николаеве мощную ради[е]вую станцию.

Вчера с Ст. Пр. [Тимошенко] написали новый временный статут Академии в 14 §§. Сегодня исправили. П. И. [Новгородцев] взялся говорить о нем с Драгом[ировым], у которого он был с Маликиным. П. И. [Новгородцев] стоит за него, и его влияние очень велико. Драгом[иров] склоняется к этому решению, заявил, что будет со мной говорить об этом в Киеве. С нач[альником] граждан[ской] части бар[оном] Гревеницем говорил Носович. Гревениц, по-видимому, тоже подготовлен.

«Переехал» к инж[енеру] техн[ологу] Солом. Льв. Минцу, в еврейскую буржуазно интел[лигентскую] семью, куда меня приняли как гостя Арон. Моис. Долматовского.

Затем целый день по делам Акад[емии]. Большой разговор об Акад[емии] н[аук] с Долгор[уковым]. Уничтожать не хочет, но надо сохранить в латентном состоянии. Не знаю, что со мной сделалось. Я так ярко и глубоко чувствую самодовлеющее значение своей работы научной, что впервые могу говорить об этом как не о своем деле, а как о таком, которое может оправдывать отход от участия в событиях дня. Мне кажется, что и с национальной точки зрения это самое большее, что я могу дать. Среди зоологических украинских и великорусских инстинктов хочется уйти во что-то такое вечное, которое стоит выше этого и с чем я соприкасаюсь в той творческой научной работе, которой живу эти месяцы.

По-видимому, натиск на Киев. Опять тяжелые переживания киевлян. Идет вооруженная ликвидация Петлюры совместно с поляками. Несомненно, добровольческие отряды, взявшие Киев, были ничтожны, и если бы П[етлюра] представлял силу, то он, конечно, взял бы Киев. Но по существу, мне кажется, здесь мало знают о том, что делается в Украине и в Польше. Соглашение с Польшей у многих вызывает тревогу.

Рассказывают, что в Киеве готовится новый широкий центр для будущего – монархич[еские] группы и соответственные подбираются войска и генералы. Возможно, что вырисовывается 3-й центр: Колч[ак] – Ден[икин] – киев[ские] монарх[исты]. Говорят, даже, что Киев может быть временно объявлен столицей в противовес более либеральным Москве и Петрограду и будет повторение гетманщины при участии немцев – но на фоне русского монархизма. Во всяком случае, в разной форме эти слухи давно циркулируют и выражают опасения некоторых кругов. Считают, что здесь готовится большой заговор будущего.

Видел Демид[ова], который был у Ден[икина], подал ему записку о положении дел29. Говорит, что по мере его разговоров с Деникиным его значение в известных кругах здесь быстро падает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное