Я кивнула и прикрыла глаза, пытаясь ему поверить. Докк был прав: еще до моего появления Хейден и его друзья участвовали в стольких налетах и вылазках и всегда возвращались. Так будет и на этот раз.
– Спасибо вам, Докк. За все.
– Всегда готов помочь, дитя. Обращайся без стеснения.
Он еще раз кивнул и шагнул в темноту. Проливной дождь сменился моросью, и свет из окошек хижин превратился в жутковатое зарево. Я заперла дверь, подошла к кровати и тут вспомнила о Барроу. Не колеблясь, я полезла в комод, достала припрятанный нож и сунула под подушку.
Безнадежно промокшую одежду я повесила на стул возле письменного стола. Время тянулось еле-еле. Я хотела только одного: чтобы Хейден вернулся и крепко обнял меня. Я хотела услышать о подробностях вылазки, в том числе и язвительные замечания Дакса. Пусть мне расскажут, как умело и хладнокровно действовал Кит. Я была готова рассказать Хейдену обо всех своих чувствах к нему.
Последнее донимало меня сильнее всего. Я забиралась в кровать с жуткой мыслью: вдруг он не вернется, а я из-за своей трусости так и не сумела признаться? Он совсем не напрасно взял с меня обещание, а я еще брыкалась. Если он не вернется, так и не узнав о моих чувствах…
От этой мысли я даже подскочила на кровати. Хейден обязательно вернется. Еще час-другой, и он будет здесь, и все войдет в нормальную колею. Точнее, в нормальную колею применительно к нашим условиям. Вся жуткая, изматывающая боль рассыплется, и я снова буду наслаждаться нашей совместной жизнью.
Но прошел и час, и другой, а они не возвращались. Я собрала всю силу воли, чтобы оставаться в постели. Несколько раз я буквально удерживала себя за волосы, чтобы не побежать к башне и не начать высматривать их сверху. Один раз вмешательство Докка уберегло меня. Но снова вылезать наружу и одной бродить по ночному лагерю? При всей уверенности в своих возможностях я сознавала глупость подобного шага.
Вот уже три часа, как я мучилась в кровати. От неудобной позы у меня затекла шея. Пульсирующая головная боль, как молот, била в череп.
Три часа превратились в четыре и в пять, а с момента их отъезда прошло восемь или девять. Лежать я больше не могла – встала и принялась ходить взад-вперед. Я ходила по прямой линии, пока не спохватилась, что так недолго и борозду в половице протоптать. Руки выделывали немыслимые фигуры. Дошло до того, что я мысленно ругала Хейдена за отказ взять меня с собой.
Если он вообще вернется, я выскажу ему все, что думаю о его заботе!
Когда на небе появилось солнце, я потеряла всякий счет времени. Прошло невероятное количество часов. Ноги болели от непрестанной ходьбы. Голова была готова отвалиться, но я ничего не могла сделать. Никогда еще я так не нервничала. По-моему, я даже молилась, прося, чтобы муки ожидания никогда не повторились. Больше я ни за что не соглашусь остаться дома. Эмоциональное напряжение, которое я выдержала за это время, было раз в десять чудовищнее любой физической боли.
– К вечеру мы непременно вернемся, – с горечью бормотала я.
В ожидании наступила новая стадия: я говорила с собой.
Солнце поднялось высоко и вовсю светило в окно, словно насмехаясь над моим явно не солнечным настроением. К тревогам и нервозности добавилась злость. На себя – за то, что послушалась Хейдена. На Хейдена – за эту чудовищную задержку. И на весь мир.
– Ну почему они до сих пор не возвращаются? – спрашивала я, адресуя свой вопрос в пространство.
Нога зацепилась за неровность половицы, и я споткнулась. Я сердито посмотрела на щербатый пол и едва не зарычала от досады и отчаяния.
Как же я все это ненавидела! Даже такие слова не передавали глубины моей ненависти. Я ненавидела ощущение полной беспомощности, которой заполняла пассивное ожидание. Ненавидела беспокойство, поселившееся у меня в животе и готовое сожрать все кишки. Свою неспособность просто сидеть, поскольку это сводило меня с ума. Я ненавидела все.
Завтрак я пропустила, продолжая мерить шагами хижину. Отвлечься я больше не пыталась. Мазохистка во мне добровольно выбрала наслаждаться страданием. Чем сильнее становилась моя тревога, тем решительнее делалось намерение не допустить повторения. От обуревавших меня черных мыслей темнело в глазах. Возможность того, что Хейден может не вернуться, я не допускала даже на мгновение. Любая мысль о происшествии с ним вызывала у меня головокружение и ощущение невероятной слабости.
С момента его отъезда прошли почти сутки. Сутки, когда он собирался вернуться через несколько часов. Как я ни старалась, отрицать очевидное было глупо. У них что-то случилось. Эта мысль отзывалась немощью во всем теле. Живот крутило, и я думала, что меня вот-вот стошнит той малостью, что я вчера съела.
«Жди меня, и я к тебе вернусь, Медведица. Обещаю».
– Ты обещал, – бормотала я, расхаживая вдоль кровати. – Возвращайся, Хейден. Выполни обещанное.
Чувствовала я себя куда хуже, чем вчера. Сердце бешено колотилось, мне не хватало воздуха – каждый глубокий вдох требовал усилий, мышцы одеревенели, ноги дрожали от многочасовых хождений по хижине. Такого беспокойства я еще не испытывала.