Верность

Опустив стекло, Анна почувствовала запах кипарисов и увядших цветов, затем подняла глаза на ворота из кованого железа, окрашенные в карминовый цвет. Вскоре на кладбищенской аллее мелькнул силуэт возвращавшейся Маргериты. Встретившись с дочерью у ворот, теперь уже Анна спешила по дорожке из гравия; пройдя мимо полянки и крайних надгробий, она оказалась у третьей с конца могильной плиты, прямо напротив фотографии:

– Это я, Франкин.

Анна стояла в тишине: ей не хватало мужа, и они обе это знали. Подойдя ближе, она протянула руку к искусственным розам, вытащила их из железного рожка; какие-то листья уже пожелтели, с трудом их оторвав, она отложила сор в сторонку, а букет оставила на земле. Заглянула в пустой объемный рожок, они выбрали его вместе с Маргеритой для букетов среднего размера. Обе были довольны таким хоть и неэстетичным, зато практичным вариантом. Взяв в руки сумку, достала открытки, сверху лежала карточка со штампом Бормио; оставив их у могилы, отправилась за лейкой к фонтану. Набрав воды на треть, вернулась и вылила на открытки.

Подождала, пока они впитают воду, затем поливала еще и еще, и когда они окончательно разбухли, измельчила все в кашицу. Собрав жижу, затолкала в рожок. Делала она это тщательно, чтобы на земле не осталось ни клочочка. Затем подняла розы и поставила их на место: теперь букет плохо умещался внутри; с досадой она все-таки опустила его на место:

– На тебе твою Клару!

Она пересчитывала все девяносто шесть ступенек в доме на корсо Конкордия каждый раз, когда навещала дочь. Уже через месяц после переезда она взяла в привычку делить стоимость квартиры на количество ступеней и на калькуляторе подсчитала, что на каждый шаг выходило по четыре тысячи евро с копейками плюс проценты по ипотеке, которую Маргерита и Карло взяли в «Дойче Банке» на тридцать лет. Итак, с каждым шагом сумма увеличивалась почти на пять тысяч. Она взбиралась на четвертый этаж, и на ее ногах гирей висели долги дочери, Карло, да и всех остальных: это был ее вклад в усилия семьи, инвестировавшей в кирпичи, как сказал бы Франко. Ведь она настояла на покупке и теперь тащила на себе бремя вины: четыреста шестьдесят пять тысяч евро за сто двадцать квадратов без малейшего намека даже на грузовой лифт для чемоданов и коляски, но ее дочери так полюбился свет в гостиной, что Анна не стала ее отговаривать. Подъем наверх портил ей настроение, а спуск приносил облегчение, ей казалось, что с каждым шагом долги Маргериты и Карло убывают: спустившись на первый этаж, она представляла их в самом начале совместной жизни – беззаботными и счастливыми в съемной однушке. Минус сто тысяч от Пентекосте, минус тридцать пять тысяч ее накоплений: засев за шитье, она по крайней мере помогла им с мебелью и шторами, хотя у нее и болели руки.

Гадалка сказала ей, что 2018-й будет для них хорошим годом, прежде всего для ее внука – не в последнюю очередь из-за его молчаливого характера. Она любила детей, знавших свое место, ей казалось, что в этом мальчик пошел в ее мужа, хотя в глубине души надеялась, что это не совсем так. Когда она оказалась на предпоследнем пролете, в подъезде погас свет. Поленившись возвращаться на лестничную клетку, чтобы его зажечь, она схватилась за перила и стала думать о том, что дают ей эти два часа, проведенные с внуком. Это было истинным счастьем, не каким-то там второстепенным, а вполне очевидным счастьем – окочуриться, не познав этого чувства, было все равно что проворонить взятие Бастилии. Улыбнувшись темноте, она неудачно поставила ногу, ей казалось, что она сумеет удержаться, однако нога ее подвела. Анна попыталась помочь себе рукой, однако когда открыла глаза, поняла, что за все свои восемьдесят лет еще не испытывала такой гадкой боли.

Очнувшись вверх тормашками на половике у основания лестницы, она разглядывала свои ноги на темных ступеньках. Когда она попробовала сдвинуться с места, ее пронзила острая боль. Левая нога и правая рука совершенно не слушались. Здоровой рукой она подтолкнула себя вниз, чтобы съехать на коврик. Как бы там ни было, а кричать она не станет. Напрягшись, она соскользнула на пару сантиметров, теперь до железных перил было рукой подать, она могла бы ухватиться за них и, приподнявшись, сумела бы сесть, но боль в ноге была нестерпимой. По ее щекам текли слезы, но она не издала ни звука. Опершись локтем о коврик, она придвинулась к стене, помогая себе рукой, разогнула спину, со второй попытки ее плечо коснулось стены, Анна выпрямилась и села.

Нога пульсировала, задрав юбку, она заметила, что поврежденные бедро и плечо сместились, подтянув к себе обездвиженную руку, прислушалась – не было слышно ни звука. Дом чем-то напоминал деревенский, это пришло ей в голову, когда Маргерита и Карло привезли ее сюда в первый раз. Тихий дом в густозаселенном районе в самом сердце Милана. Тут было четыре квартиры, по одной на этаж. Прикидывая, из какой двери ждать подмогу, она вспомнила про телефон: сумка осталась на середине лестничного марша. Пытаясь сдвинуться с места, она рухнула назад и простонала: