Верность

Анна загадала, чтоб снег повалил сильнее. И когда вскоре так и случилось, ей захотелось встать и оказаться на улице – она была девочкой с виа Падова, лепившей лучших снеговиков: носы она им приделывала из тыквы, а глаза из выкрашенной в черный цвет газетной бумаги. Идет снег, хотел было сказать Андреа Джорджо, но промолчал. Подойдя к окну, он надеялся, что белым запорошит и асфальт, и клочок земли под орехом, потом испугался, что Цезарь замерзнет. Его пес – обрубленный хвост, водянистые глаза и леденящий холод на ране, боку, лапах, морде. Он взялся за оконную ручку и вдруг почувствовал, как Джорджо обнял его сзади за плечи и прислонился щекой к его шее. В Милане снег вечно в диковинку, это показалось Маргерите хорошим знаком перед собеседованием. Взволнованная, она прошла через гостиную и постучала пальцем по стеклу. Карло выключил телевизор, поднялся с дивана и подошел к ней: ему тоже пришло в голову, что это хороший знак и для собеседования, и для всего остального. Обняв жену, пахнувшую так же, как и в день их знакомства, загадал, чтобы они всегда были только вдвоем, и понял, что этому не суждено сбыться. Моя Маргерита, прошептал он в полной тишине квартиры на корсо Конкордия. Маргерита взяла его за руку, крепко сжала и попросила подождать ее в спальне. Мелкий снег сыпал с неба и вихрился у земли, расползаясь белым светом по гостиной. По коридору Маргерита прошла в комнату Лоренцо, из-под теплого одеяла торчала маленькая ножка. Она не стала его укрывать и направилась к секретеру в прихожей. Этот секретер начала двадцатого века, отреставрированный отцом, ей подарила мать по случаю переезда: как и Анна, Маргерита пользовалась только крайним ящичком сверху. Пошарив в нем рукой, она нашла флакончик с лекарством от аллергии. Муж давно перестал носить его с собой, а она забывала ему об этом напомнить. Шагнув к вешалке, она, уткнувшись носом в воротник, опустила флакончик во внутренний карман мужниного пальто.

В кармане маминого халата София нашла старый чек из парикмахерской на Ларго Бордони. Она принесла его домой и принялась разглядывать под абажуром: укладка и стрижка обошлись в двадцать восемь евро, на чеке стояла дата: 13 сентября, пятнадцать лет назад.

Оставив чек на комоде, она юркнула в постель, Томмазо ее укрыл. Кровать была маленькой, и когда Томмазо оставался у нее, ей всегда было неловко, оттого что она сильно ворочалась, а его кудряшки и шумное дыхание мешали ей заснуть. Нащупав руку Томмазо под одеялом, она притянула ее к себе и удивилась: отец ведь находился в соседней комнате и наверняка еще не спал.

Ветер стучал в окна, София выключила абажур, и, глядя на белый свет, проникающий в комнату, они уснули. Томмазо разбудил ее, погладив по голове, ей нравилось ощущать его руку на своих коротких волосах, потом сказал, что ему пора, и она не стала его удерживать. Она смотрела, как он одевается: несмотря на крупное тело, его движения были точны и осторожны. Проводив его до двери, София вернулась в комнату и подошла к окну, чтобы опустить жалюзи, и тут увидела снег. Ох, вырвалось у нее в порыве нечаянной радости.

В Милане поговаривают, что в День святого Амвросия, приблизительно в десять утра, кто-то вывешивает на ель напротив Арены в парке Семпьоне три ключа. Эта ель растет в самом начале вьяле Мальта. По легенде, это ключи от апартаментов за Аркой Мира, на виа Эупили 6/A. Это дом с лепниной на фасаде, первый ключ открывает калитку, второй – деревянную дверь подъезда, третий – квартиру на последнем этаже. Внутри очень уютно: небольшая гостиная со столом, бархатным диваном и библиотекой. Ванная комната с ароматическими солями и ванной, кухонька с отличной едой. Есть там и спальня с удобной кроватью, новым комплектом белья и тремя мягкими одеялами. Тот, кто достанет ключи с ели, может пробыть в квартире до следующего утра, не нарушая при этом трех правил: не оставаться дольше положенного срока, не выяснять, кто владелец квартиры, и не приводить с собой гостей.

Когда Карло подкинул Франко идею проверить эту легенду, на дворе был День святого Амвросия 2005 года и они стояли в очереди к «Кова» за тортом с шоколадным ганашем и малиной. Франко не сдвинулся с места и сделал вид, что не расслышал. Тогда Карло сказал, что на часах как раз десять ноль пять – они могли еще успеть.

– Поздно.

– Давай попробуем.

Отец Маргериты стоял, не двигаясь.

– Ну, Франко!

– М-м-м…

– Ты же сам мне об этом рассказывал!

– Ну и что?

– А от кого ты это узнал?

– В Милане об этом каждая собака знает.

– А сам-то ты ходил туда?

Тот покачал головой и опустил бумажник в карман куртки. Внушительный с виду, он посмотрел на Карло, нахмурив кустистые, как у шнауцера, брови:

– Дома нас ждут с тортом.

– Да мы мигом! Найдем ель, и сразу же назад.

Франко ущипнул себя за нос, как делал всегда, когда колебался. Взглянул на часы, надел шляпу и буркнул:

– ’Ndem[11].

На «Тойоте Королла» они добрались до парка Семпьоне за двадцать минут, свободных мест для парковки не было, поэтому Франко предложил:

– Сходи сам.

– Зять тестя не бросит.