Он заверил Маргериту, что медсестра, скорее всего, права, и расспросил о других симптомах: есть ли жар, озноб, одышка? На другом конце провода было слышно, как Маргерита уточняет у матери, – нет, у той не было таких симптомов.
– Я зайду завтра днем.
Поднявшийся ветер нагнал тучи. Андреа обулся, тепло оделся и спустился по лестнице, не дожидаясь лифта. Левый квадрицепс горел огнем. Он позвонил Джорджо предупредить, что направляется к синьоре с переломом бедра: ее состояние его беспокоит. Затем добавил: спасибо тебе за сегодня. Ты действительно идешь к той синьоре избитый в хлам, спросил Джорджо. Уверив его, что это правда, Андреа повторил: спасибо тебе за сегодня.
Через сорок минут он был на месте; когда он вышел из машины, ветер почти стих. Маргерита открыла сразу же, будто ждала за дверью.
– О боже, – пробормотала она, увидев рассеченную губу и скулу.
– У чувака отличный хук справа.
– Ты ненормальный. – Маргерита держала его на лестничной клетке. – И все-таки ты пришел.
– Только гляну одним глазом.
Он вошел в гостиную и поздоровался:
– Это я, синьора.
Анна не издала ни звука, поэтому он подошел к кровати: матрас был опущен, и Анна лежала, отвернувшись к книжному шкафу.
– Как ты тут оказался? – поинтересовалась она, не шелохнувшись.
– Проходил мимо.
– Как Онассис, который летел через полмира, лишь бы позавтракать с Жаклин?
– Маргерита рассказала мне о вашей ноге.
Анна обернулась:
– Святые небеса, что с тобой приключилось?
– Бокс.
– Какой идиотизм.
– Можно я взгляну?
– Дай мне телефон того, кому ты не безразличен, я ему сейчас же позвоню! – сказала она, откинув одеяло.
Маргерита зажгла свет в гостиной, и Андреа склонился над Анной, уловив запах свежевымытого тела. Нависавшая над повязкой кожа была странного оливкового цвета.
– Медсестра ослабила повязку?
– Мне кажется, наоборот.
Андреа сбросил с себя куртку движением плеч, подхватив ее почти у самого пола, и положил на кресло.
– Ты снимал так куртку перед своей второй половинкой?
– В смысле? – спросил он, принимаясь за первый зажим.
– Ты неотразим.
– Не преувеличивайте.
– Вылитый Хамфри Богарт! – Анна стиснула зубы. – Как зовут твою вторую половинку?
Он занялся вторым зажимом:
– Можете немного поднять бедро?
– Прости, что сую нос куда не следует.
Андреа замер.
– Его зовут Джорджо.
– Так скажи своему Джорджо, чтоб вечером ждал тебя на диване, а ты… ой, ой, ой! Поаккуратнее, пожалуйста!
– Простите.
– А ты перед ним сними вот так куртку.
– Готово. – И снял повязку.
Анна радостно вздохнула:
– Какое облегчение!
Андреа стал ощупывать ногу, при каждом движении его рук Анна вздрагивала. Добравшись до памперса, краем глаза нашел Маргериту в углу гостиной. Тут в груди что-то кольнуло, и он резко выпрямился, осмотрел свои руки и увидел линии, нарисованные Джорджо: его руки-ветки ползли по синьоре Анне. Затем подозвал Маргериту:
– Такой массаж ты должна делать каждые два часа. Только не касайся внутренней части.
Он взял ее руки в свои и положил на мамино бедро. Затем провел ее руками по затвердевшей мышце:
– Вот так, поняла?
Они вместе делали массаж, и Маргерита касалась его шероховатых, как у подростка, пальцев.
Не останавливаясь, Андреа снова взял ее руки в свои, и Маргерита вспомнила кушетку в «ФизиоЛаб» и руки, двигавшиеся от бедра к паху, закатанный купальник, нажим, резонировавший по всему телу, желание и острую потребность в дерзком мизинце – как ей хотелось, чтобы он сдвинул его хотя бы на сантиметр! Она изменила Карло с парнем, предпочитавшим парней. Это выглядело странно? Скорее унизительно: изменить с тем, кто переспал с тобой из-за нерешительности, жалости или из желания развлечься. Долгое время она расценивала это как превратность судьбы. Затем поменяла свое отношение и взглянула на это по-другому – как на явление исключительно редкое: как-никак ей удалось соблазнить «несоблазняемого», получив и наслаждение, и нежность. И, наконец, дружбу – человека, который заботился о ее матери.
– Этой ночью дадим ноге отдохнуть без повязки. Но завтра покажите ее медсестре. Если кожа потемнеет, звоните доктору. Вы принимаете кровоостанавливающие препараты?
Маргерита кивнула.
– Говорят, пойдет снег, – проговорила Анна, не раскрывая век, отвернувшись к книжному шкафу.
– Да, ветер какой-то странный.
Андреа осторожно передвинул ее на середину кровати.
– Снег в марте – это что-то новенькое.
Анна не смотрела на них: перед глазами стояли их руки на ее ноге, она могла поручиться, что дочь развлекалась с этим парнем, – это ее шокировало. Внезапно ей расхотелось думать о других: она превратилась в лежачую швею, ходившую под себя. Однако у нее остались ее необыкновенные пальцы – она могла любоваться ими в постели, поднося их к лицу: проворные кончики, привыкшие к игольному ушку, указательный, помогавший отрезать ровный край, подушечки, скользившие по узорчатой ткани. Она увидела себя на кухонной табуретке, Франко читал рядом в кресле, на плите томился бульон, Маргерита в своей комнате болтала по телефону. Прошлое никуда не исчезло.