Верность

– Так что уж простите, господа офицеры, – заключила баронесса, – но капитана второго ранга Хрептовича (она сделала ударение на слове «второго») мы вынуждены беречь для будущих боев с большевиками. Это вам понятно? А за риск быть убитым каждому из вас я хорошо плачу.

– А Хрептовичу не платите? – спросил корнет Рипас.

– А Хрептовичу не плачу. Удовлетворены?

Все озадаченно молчали. Под столом зашевелился Трутнев. Рипас с досадой пнул его ногой. Баронесса продолжала:

– Значит, поняли? С сампана и на палубе ни одного выстрела. Кругом военные суда, сразу поднимется тревога. Действовать только холодным оружием. Большевики, наоборот, стрелять на палубе, наверно, будут, по только но тем из вас, кто на неё вступит.

– Поэтому благоразумнее на палубу не вылезать, – иронически заметил Нахабов.

– Именно так, – согласилась баронесса. – Я не шучу, Николай Яковлевич, что вы на меня так смотрите? – повернулась она к Лисицыну. – Если вы увидите, что на вахте не наш человек и команда готова к бою, проезжайте мимо. Атакуйте только в том случае, когда нет признаков засады. Понятно?

– Не совсем, баронесса. По-моему, с такой установкой трудно рассчитывать на успех. Надо атаковать с ходу, а там будь что будет. Смелость города берет.

– Сразу видно кавалериста, да еще казака, – засмеялась баронесса, – только я боюсь, что с ходу вы один будете атаковать, а остальные при всей их храбрости не полезут. А дюжие большевики вас повалят на палубу и свяжут. Ха, ха, ха! И уже не знаю, как я вас потом буду выручать. – Она вдруг помрачнела. – Эх вы, христолюбивое воинство! Как посмотрю на вас, плакать хочется! Почему вас так мало?! Если бы все околачивающиеся в Шанхае русские офицеры готовы были идти на абордаж, сампанов бы у китайцев не хватило! «Смелость города берет»! Чья смелость? Все русские города большевики забрали. А теперь вот и в Шанхае объявились!

Её слушатели стали недовольно переговариваться.

– Что, обидно?! – спросила баронесса. – Это хорошо, что обидно! Может быть, обида заставит вас действовать храбрее… Ну ладно, я пошла. Пора и вам отправляться на берег, сампаны ждут. Пить больше не смейте! Господин Головачевский! Ничего им больше не давайте! Желаю успеха, господа офицеры! Помните, на эту ночь противник предельно ослаблен. Я сделала всё, что могла. Теперь дело за вами!

Она вышла, хлопнув дверью. Гедройц громко застонал:

– Виталий Федорович, у меня, наверно, приступ аппендицита. И температура, чувствую, поднялась. Я должен сейчас же ехать в госпиталь.

– Поезжайте, – с досадой махнул рукой Хрептович, – в таком состоянии вы нам можете только повредить!

Все стали выходить на темную, грязную Янцзе-Пу-роуд. Лисицын несколько раз пихнул ногой лежавшего под столом Трутнева. Убедившись, что тот на это не реагирует, выругался и, плюнув, вышел.

67

После сытного обеда в ресторане «Островок железных башен» обе пары отправились на прогулку. Жаннетта увела Добровольского на озеро – взять лодку и посетить островок Ку-Шань. Нина Антоновна предложила Беловескому побывать на живописном берегу горной речки Танцзян. Эта речка была известна и за пределами Китая благодаря редкому приливному явлению – «маскарэ», ежемесячно происходившему в её устье. Перед прогулкой она сказала Добровольскому:

– Только после захода солнца, Юра, сразу же возвращайтесь. Будет сервирован ужин, и вам не придется жаловаться, что на столе мало бутылок. Поэтому не запаздывайте.

Штурман хотел напомнить, что в полночь ему нужно на вахту, но Нина Антоновна выразительно взглянула на него, шепнув:

– Помолчите. Что нам делать – мы вдвоем решим.

Беловеский почувствовал и сам, что напоминать смешно. «Нужно взять себя в руки, иначе я отсюда скоро не выберусь, – подумал он. – Не следовало сегодня с ними ехать, но так хотелось побывать в Ханчжоу!.. Ладно, один раз в жизни можно и опоздать. В крайнем случае, вернусь с утренним поездом».

До речки было около четверти мили. Они быстро шли по тропинке, Воробьева впереди. Дорогой молчали. Нина Антоновна думала о том, что она должна заставить Беловеского провести ночь в Ханчжоу. Тогда она на какой-то срок будет счастлива. Она понимала, что добиться этого будет нелегко, и перебирала в уме все возможные варианты разговора у реки. Беловеский был увлечен Ниной Антоновной, но увлечения боялся, не веря в искренность своей спутницы. Смутное сознание опасности и идущая впереди женщина, к которой стоит только протянуть руку, его волновали, и он терялся в догадках: кто она? чего хочет? враг или друг?