Верность

Тропинка извивалась среди кустов шиповника и низкорослых сосен. Наконец она привела на берег. Внизу среди скал и обрывов в неглубоком каньоне неслась к морю Танцзян. Беловескому вдруг показалось, что он здесь не впервые и уже видел эту реку. «Что за наваждение, – подумал он, – говорят, перед смертью так бывает, – но вдруг вспомнил: – Да ведь это Тетюхе! Совершенно такой же каньон и такая же горная речка, только здесь вода мутная и, наверное, нет форели». И ему представились крутые лесистые отроги Сихотэ-Алиня, дым костров, перекатами отдающиеся в горах выстрелы. Нет, Приморье он ни на что не променяет… Женский голос вернул его к действительности:

– Не правда ли, очаровательный уголок, Михаил Иванович? Вы не жалеете, что поехали с нами?

Он огляделся. Маленькая площадка на выступе серой скалы, среди тонкоствольных низеньких сосенок, кроны которых образовали над ней пахнущий смолой игольчатый зонт. Кем-то, наверно очень давно, сделана небольшая низенькая скамеечка из серого полированного гранита. Скамеечка как раз на двоих, третьему места нет. Но его снова привлекла река, разбудившая такие яркие воспоминания, и он молча смотрел, как взлетала пена вокруг камня, гордо встречавшего ревущий мутный поток.

– Ну что же вы молчите? Садитесь рядом. Как хорошо, что мы наконец одни.

«Она очаровательна», – подумал штурман, встретив её ласковую вопросительную улыбку, сел рядом и взял её за руку:

– Нина Антоновна, неужели вы меня любите?

– Представьте, да… А вы?

Штурман молчал.

– Вот это мило! Интересная женщина объяснилась ему в любви, а он молчит. Скажите, что не любите, вот и ответ.

– Нет, это было бы неправдой.

– Значит, любите, – прошептала она, целуя Беловеского. Штурман взял её за плечи и посмотрел в её счастливые глаза:

– Я вам отвечу, Нина, и вы должны меня понять. Вы почти десять лет были женой морского офицера…

– А теперь соломенная вдова? Вам это не нравится?

– А я, видите, несвободен. Я на службе и о ней должен думать прежде всего.

– Михаил Иванович! Миша! Неужели вы всерьез красный? – Она рассмеялась.

– Представьте, да… И даже с сопочным стажем.

– Не думала… Я прямо не представляю вас в сопках среди партизан. Они такие бородатые, грубые, невежественные…

– Я тоже так думал, пока не попал туда. Там я увидел, что они не только бородатые. Они храбрые, выносливые, чистые сердцем, и в каждом из них живет чувство суровой справедливости. А уж если кто невежды, так это белые офицеры, несмотря на внешний лоск. Конечно, на иностранных языках, как мы с вами, партизаны пока не говорят и столовым прибором не все умеют пользоваться. Но дети их и внуки…

– Михаил Иванович, неужели вы во все это верите?

– Верю, Нина Антоновна. И не я один. Миллионы верят.

– Счастливый вы человек! А я вот думаю иначе: если это и будет, то опять не для всех и очень, очень не скоро. А мне нужно сейчас жить. Так, чтобы в моем теле каждый нерв трепетал! Ведь я женщина!

Штурман обнял её и поцеловал:

– Нельзя быть только женщиной, Нина. Да этого и не бывает. Вы должны стать для меня верным другом. Ведь правда?

– Правда, – прошептала она.

Освободившись из её объятий, штурман сказал:

– Если это правда, вы мне сейчас расскажете, кто организовал эту поездку. Я уверен, что не вы. Добровольский?

Она смотрела вниз на песок дорожки и, помедлив, ответила очень тихо:

– Одна женщина… Она недавно здесь появилась… Княжна Волконская.

– Так… Значит, она снова командует Хрептовичем, а он хочет командовать «Адмиралом Завойко»?

Она с улыбкой глянула Беловескому в глаза:

– Смотрите, как он информирован! А ещё меня спрашивает!

– Она была у вас. Чего она требовала и сколько за это обещала?

– Вы жестоки, Михаил Иванович! – На глазах Воробьевой сверкнули слезы. Беловеский тоже покраснел:

– Поймите, на карту поставлена наша дружба. А без дружбы не может быть и любви. Говорите всё, не бойтесь. Правда никому не вредила. Я должен быть уверен, что обнимаю друга, а не коварного врага.

Слезы потекли ручьем.

– Хорошо… Я скажу… Она хотела, чтобы я увезла вас сегодня…

У штурмана по спине пробежал озноб, но он взял себя в руки.

– А ночью Хрептович попытается захватить наш корабль? Хорошо, предположим, захватит. А дальше что со мной будет?

Нина Антоновна оживилась и, вытирая слезы, отвечала:

– Это предусмотрено. Вы сначала поживете у меня. Потом я вас устрою на пароход компании «Батерфильд энд Свайр». Менеджер всё для меня сделает. Будете плавать в южных морях, хорошо зарабатывать, часто встречаться со мной. Потом станете капитаном… Вот смотрите, она дала мне даже сертификат для вас…

На прекрасной бумаге по-английски было написано, что М. Беловеский прошел комиссию в апреле 1921 года во Владивостокском порту и удостоен звания второго помощника капитана Торгового флота. Возвращая бумагу, он сказал:

– Придумано хорошо. Режиссер опытный… И вы согласились?

– Михаил Иванович! Она сказала, что вас обязательно убьют в схватке или после неё. Так они решили, но она…

– И вы ей поверили. Но наиболее вероятный финал не предусмотрен.

– Какой? – с тревогой спросила Воробьева.