- По-ол-олк! Сми-и-ир-р-р-р-на!
ножки сами собой выпрямлялись, ручки опускались вниз и прижимались к телу, а шаловливые пальчики зажимали боковой шов на галифе между средним и безымянным.
Вот и сейчас, как только Любовь Дмитриевна вошла в зал, я уголками глаз увидел, как подобрался конвой возле моей загородки, как встали мама и Светка, увидел прямо перед собой мощную фигуру Каниськиной, а сам я стою по стойке смирно и подбородком сопровождаю судью, как генерала на параде.
- Прошу садиться, - разрешила судья, разложила свои арбузы и приступила к решению моей судьбы, - Рассматривается дело по обвинению Сёмина Андрея Борисовича в совершении преступлений, предусмотренных статьями сто восемь частью первой, сто сорок пять частью первой УК РСФСР. Подсудимый, встаньте, назовите себя, год и место рождения.
Я встал, представился и назвал свои анкетные данные. На вопрос судьи:
- Признаёте ли вы себя виновным?
Я честно ответил:
- Не признаю.
И рассмотрение началось.
Грустные мысли думал я, пока судья читала мое обвинительное заключение. Четыре, четырнадцать, двадцать четыре месяца назад жизнь моя была понятной, а от меня был толк. Я был сначала курсантом, а потом сержантом Ограниченного Контингента советских войск в Афганистане. Пусть пользы от меня, в масштабах страны, было немного, но эта польза была видна и измерима. Мы проводили колонны, сопровождали совспецов и чистили горы от басмоты. Деды и офицеры учили меня, молодого, воевать и я, став старослужащим, передавал свой опыт молодым, пришедшим в роту на смену дембелям. То есть не ходил руки в брюки, самодовольно наблюдая, как молодой сношается с незнакомым ему оружием, боеприпасом или устройством, а рассказывал, показывал, отвешивал колыбахи и снова показывал "как это работает", добиваясь полного усвоения предмета и понимания техники безопасности при обращении с ним.
Да, полезность крохотная, сержантская. Не генсек, не генерал и даже не майор. Но мне всего двадцать лет и всё, что я знаю и умею, всё что в меня вложено - я отдаю службе. Знаю я не так уж и мало и меня не на любого заменишь в афганских горах и пустынях. Моим заменщиком не может быть взрослый мужик с пузиком, одышкой и дряблыми мышцами, тем более, меня не может заменить баба. Это должен быть молодой парнишка от восемнадцати до двадцати пяти лет, отлично физически развитый и не менее года изучавший в полку и учебке свою и смежные воинские специальности, знающий полковой уклад и способы ведения боя в условиях горно-пустынной местности.
И вот я, еще четыре месяца назад приносивший пользу своей стране и своему народу, сижу теперь тут, на скамье подсудимых, совершенно бесполезный и судят меня три бабы - баба-судья, баба-прокурор и баба-адвокат, а что они могут понимать о жизни?
Что вообще может понимать о жизни баба?
Среди баб, конечно, тоже попадаются люди: Паша Ангелина, например, Марина Раскова или Полина Осипенко, но в целом, бабы, существа неполноценные, к военной жизни не приспособленные и к бою непригодные.
Место бабы - у плиты и в койке. Больше нигде.
Баб нужно
Своих баб - защищать, а чужих баб - "по закону военного времени".
А у нас вместо того, чтобы баб защищать, доверяют им вершить судьбы людские. Сейчас три бесполезных на войне бабы решат мою судьбу, то есть
Я представил трех "вершительниц судеб" у себя в полку и очень чётко понял - бесполезны!
Все трое.
Пути-дороги трёх судебных крыс в моем полку лежали бы в пределах треугольника "женский модуль - офицерская столовая - сортир". Больше нигде!
Они - не медики.
Они - не связистки.
Они - не поварихи.
Они - не геологи, не электрики, не дизелисты, не водопроводчики, не бурильщики.
Они - тем более - не солдаты.
Они - никто.
Крысы канцелярские.
Три дармоедки.
С первой же вертушкой - в Союз из полка!
Ребята из конвоя, видно, хорошие. Правильные. Но и они, как и я, сидят сбоку от барьерчика, и помалкивают в тряпочку, потому что главные тут - три тётки, номер моих конвоиров - шестнадцатый, а мой и вовсе двадцать первый. Три взрослых мужика, прошедших армию - я и два конвоира - сидим и молча слушаем, что между собой перетирают три бабы.
Три сороки перетрещали накоротке между собой, покаркали, пощелкали клювами, почистили друг другу перья - и улетел сержант Сухопутных войск в Магадан лес валить. Вот вам и вся Система.
Я, в который раз, посмотрел на майорские погоны Мещеряковой и мне сделалось противно и стыдно за Систему.
У нас в полку майор - это примерно четыреста солдат.
С оружием и боевой техникой.
С палатками, кроватями, буржуйками и табуретами.
Со своими характерами и наклонностями.
Минимум - двадцать национальностей.
Майор-комбат это почти тридцать подчиненных офицеров - командиров взводов, рот и управление батальона
Майор ОКСВА - Царь, Бог и воинский начальник для подчиненных ему сотен людей, их отец, опора и надежда.