Вернуть дракона

— Вы потому и взяли с собой в ссылку лишь ее изображение? — в самое яблочко попала Кассандра. Тидей тяжело опустился на лежанку, словно пойманный на месте вор. И не поспоришь. Не зря дори Дафния столько комплиментов дочери отсыпала. Касси достойна каждого из них.

— Я… должен попросить у вас прощения?

— За что? — изумилась Кассандра и бросила взгляд на статую дори Дафнии. — Вы не предали маму и не отказались от нее, хотя почти что не знали. Не то что я, — она вздохнула и отвела глаза. — Сразу смирилась и даже думать о ней не хотела. И если бы не Эйкке…

— Вы были ребенком, — мягко напомнил Тидей, проникнувшись жалостью к ее раскаянию. — Верили отцу — кому еще вы могли верить? Не нужно, дорини Кассандра, не вините себя ни в чем. Вы были такой же жертвой, как дори Дафния.

И…

— И как вы, — пожала плечами Касси. — Вам больше всех досталось — разве нет? Пять лет жизни в этом тартаре. Разве вы не должны после этого ненавидеть нашу семью, дорр Тидей?

Он усмехнулся: давно его никто дорром не называл. Хозяин очень старался, чтобы Тидей сполна прочувствовал энигосово наказание, лишившее его этой чести.

Поначалу от плебейского обращения знатно передергивало, а потом вдруг отпустило. Не так велики были его страдания по сравнению со страданиями доверенных ему узников. Рехнуться из-за своего приговора в свете их мучений было слишком стыдно, и Тидей устоял. Ни унизительная работа, ни запрет покидать стены Арены, ни страшная гнетущая атмосфера в его подвалах, ни презрение дори Дафнии не затуманили его мозг. Пленные драконыши, которым требовалась хоть какая-то помощь, оказали ему ничуть не меньшую услугу, чем он оказывал им. И если у Эйкке все получится, Тидей будет знать, ради чего боги послали его в это отвратительное место.

Как так получилось, что он рассказал об этом Касси, Тидей не знал и сам. Но ее глазам — таким же бирюзовым, как и у матери, — невозможно было сопротивляться. А Касси, как оказалось, умела слушать.

— Что все-таки тогда произошло? — то ли почувствовав его слабину, то ли, напротив, желая придать ему сил, спросила Касси. — Я очень хочу знать правду. А вы, как мне кажется, не будете лгать.

Тидей повел плечами, но спорить не стал. Почему бы и нет, в конце концов? Он же не расскажет Касси о собственной одержимостью ее матерью. О своих желаниях по отношению к ней. О малоприличных снах, что не давали ему покоя уже несколько лет. О совершенно невыполнимой мечте однажды посмотреть в глаза дори Дафнии и увидеть в них отражение собственных чувств. Лишь один раз ему почудилась взаимность в ее взгляде — аккурат перед тем, как случилось непоправимое. Она потом и позволяла дышать. Пусть и была лишь в его воображении.

— Дори Дафнии не особо нравилась вся эта затея со скульптурой, — покачал головой Тидей. — Но она мужественно сносила наши встречи, выполняя все указания и стараясь облегчить мне работу. А в тот день ей вдруг стало плохо, да так, что она на ногах стоять не смогла. Я помог ей добраться до лежанки, чуть ослабил пояс под грудью, чтобы ей было легче дышать. Хотел позвать на помощь служанку, но та явилась сама, принеся нюхательную соль и еще какие-то снадобья. Помню, подумал, как же вовремя…

— Вовремя!.. — со злостью выдохнула Касси и отвернулась. Сжала кулаки. — Небось, нянька это была! Наверняка она маме какой гадости и подлила! И поджидала потом под дверью, когда можно будет вас в недвусмысленной позе застать…

Тидей промолчал. Это был первый и единственный раз, когда он прикоснулся к дори Дафнии и вдохнул ее аромат, навсегда оставшийся в его памяти. А еще голос: напевный, нежный, такой, каким он и должен быть у этой волшебной женщины.

— Что вы думаете об Авге, дорр Тидей? — спрашивала она его, кажется, на четвертом их свидании. Во время первых двух дори Дафния молчала, лишь послушно выполняя его просьбы, но, очевидно, не желая потакать мужу в его сумасбродстве и развлекать пришлого скульптора беседами. На третьем Тидей наконец сумел разговорить ее, упомянув о поразительном сходстве дорини Кассандры, чей портрет висел в эндроне, где Тидей работал, с ее матерью. Тогда же он впервые увидел улыбку на ее губах и засветившиеся любовью к дочери глаза. Кажется, о ней дори Дафния могла рассказывать вечно. Тидей не возражал, радуясь, что сумел разрушить воздвигнутую ею стену между собой и навязанным скульптором, и стараясь запомнить дори Дафнию именно такой, чтобы именно такой и изобразить в камне.

На следующий день выяснилось, что и у них немало общего. Они оба долго жили в маленьких городках. Потом дори Дафния вышла замуж и переехала к мужу, а Тидей, добившись определенных успехов там, где родился, решил попытать счастья в столице и с удовольствием ухватился за заказ дорра Леонидиса.

И при первом же взгляде на его жену влюбился в нее без памяти.

— Я долго не могла привыкнуть к его шуму и многолюдью. Но большинству здесь очень нравится. Они находят город самым красивым и удобным на свете.

Тидей улыбнулся, чувствуя подвох.