Верные до конца

Красин подходит ближе. Он не ошибся — в Баку приезжает замечательная русская актриса Вера Федоровна Комиссаржевская. Теперь понятно, почему тесно у касс — билеты расхватываются загодя. Комиссаржевскую в Баку знают, любят, она не раз блистала здесь. Красин тоже видел ее в былые годы. А как это было давно: Петербург, Технологический институт, театр, студенческие сходки, кухмистерские, потом бесконечные скитания. Где-то там, в мелькнувшей юности, затеплел образ актрисы. Теперь он может вспомнить чьи-то слова о том, что Комиссаржевская обаятельная, милая, отзывчивая женщина. Кто-то говорил, что она радикалка и даже чуть ли не революционерка… Боже мой, это слово не выходит из моды вот уже полстолетия! И каждый интеллигентик, умеющий показывать кукиш в кармане, кичится перед женой своей революционностью. Комиссаржевская — революционерка? Что ж, все может быть, ведь идет же переписка Ленина с московскими искровцами через артиста Художественного театра Василия Качалова. Революционерка? Но в Баку болтают о том, что местный жандармский начальник влюблен в актрису и готов ради своего кумира пуститься на всякие благоглупости.

Красин с трудом выбрался из толпы и спустился к морю. От воды веет прохладой, море успокаивает, здесь хорошо думается.

По набережной снуют разносчики прохладительных напитков. Отовсюду слышны обрывки гортанной речи, смех, крики и обязательные свистки городовых.

И снова те же назойливые, тревожные мысли. Деньги, деньги! Где взять денег?

А может быть, последовать примеру народовольцев? Они, не задумываясь, экспроприировали крупные суммы из царских казначейств. В Кишиневе, если ему не изменяет память, было взято свыше миллиона рублей. Есть ли у революционера права на это? Есть. Маркс говорил об экспроприации экспроприаторов. Ладно, может быть, потом ему удастся осуществить эти «эксы», сейчас же нужно найти какие-то легальные или хотя бы полулегальные источники финансирования. И невольно первой мыслью было попробовать «обложить» данью всех сочувствующих, а вернее, всех недовольных царизмом. Таких было много, и среди них врачи, адвокаты, крупные чиновники, артисты, и многие охотно вносят в партийную кассу от пяти до двадцати пяти рублей ежемесячно.

Леонид Борисович прикинул в уме — да, пожива невелика, а найдутся и такие, кто денег не даст, да еще злословить станет. Нет, не годится.

Красин задумчиво всматривается в море. А море плещет, море шуршит, море что-то подсказывает.

Через несколько дней ему казалось, что это волна прошуршала: «Комиссаржевская…»

Вера Федоровна уже выступала в Баку, уже газеты поместили первые восторженные рецензии, и по городу поползли первые легенды.

У гостиницы, где остановилась Комиссаржевская, с утра до ночи толкутся стайки настойчивых почитателей и почитательниц. И тут же дежурят два жандарма, вероятно, этот пост учредил сам начальник голубых мундиров. Ну что ж, тем лучше!

Красин небрежным жестом подает швейцару котелок и трость. Завтра он лихо подкатит в своей великолепной коляске, и этот же швейцар кинется навстречу.

А почему не сейчас, не сегодня?

Леонид Борисович проходит в ресторан. Уверен ли он в успехе? И да и нет. Не впервые Комиссаржевская на Кавказе. И как он узнал за эти дни, уже не раз жертвовала часть своих сборов на нужды партии, об этом рассказали тифлисские товарищи. Но то в Тифлисе, а вот в Баку никто из членов комитета с актрисой не знаком. И он тоже ее не знает. Захочет ли она поверить незнакомцу, не примет ли за провокатора или просто жулика?

Да и сумма должна быть немалой — тысячи две, а то и три. Естественно, она спросит, на какие нужды необходимы столь большие деньги, а он не имеет права говорить о типографии. Но иного выхода пока нет. Нужно решиться, нужно убедить актрису. Пожалуй, правильно, что он явится с визитом завтра. Завтра Комиссаржевская выступает, завтра будут овации, цветы, комплименты и бокалы шампанского. Вера Федоровна, наверное, привыкла к восторгам, и все же она не может оставаться совершенно равнодушной. Если у нее есть какие-нибудь печали, то овации помогут забыть их хотя бы на время, успех поднимет настроение, Красину нужна Комиссаржевская именно в ту минуту, когда она еще улыбается, когда пережитый триумф слегка кружит голову и все кажется возможным, достижимым.

Да, революционеру приходится решать и такие пси-дологические ребусы. А может быть, он слишком все усложняет? Трудно примерить на себя всю гамму чувств, настроений, которые владеют людьми сцены. Красин, например, твердо знает, что для него всякое публичное выступление — всегда нервная встряска. Иное дело — диспут в узком кругу или камерный рассказ. Товарищи утверждают, что рассказчик он превосходный. Впрочем, о чем это он? Отвлекся… Решено — завтра, и не позже, он нанесет визит.

Администратор хотел было загородить вход за кулисы, но Красин небрежно махнул тростью, и администратор отступил с поклоном. Он узнал Красина, фигура в Баку заметная.

— Вера Федоровна у себя?

— Так точно, у себя-с.

Красин протянул администратору визитную карточку.

— Будьте добры, спросите разрешения…