Верные до конца

Семен оторопел. Вот так компот! Не выдержала все же душонка мелкого хозяйчика, жадность обуяла. Решил обновить свою типографию. А может, почуял что? Пробует поживиться, зная, что властям на него не пожалуются. Если сейчас ругаться, требовать, ничего не добьешься, накладная-то выписана на Ованесьянца. Сказать, что заявит в полицию? Кто его знает, какие у него с ней отношения. А если даже он и не связан с полицией, то подождет, подождет, увидит, что никто на него не пожаловался, и вовсе обнаглеет, шантажировать начнет.

Трифон переборол возмущение и злость. Ладно, он подумает и через день-другой зайдет.

Что же с этой скотиной делать? И Красин, как на грех, уехал, даже посоветоваться не с кем. Разве с теми, кто будет на ней работать? Енукидзе разыскал Ивана Стуруа и поведал ему о своих затруднениях. Стуруа посоветовал Семену сходить на склад, посмотреть, где и как хранится машина.

Пошли. И уже по дороге Енукидзе решил — машину нужно украсть. Стуруа, услыхав такое, долго молчал. Украсть? А как это выглядит с точки зрения общечеловеческой морали? Ованесьянц, конечно, жулик, но если украсть, то и они, значит, будут жуликами. Как это у русских? «Вор у вора дубину…» нет «машину украл».

Поделился своими сомнениями с Семеном. Тот не раздумывал.

— Глупости. Мы берем свое, за машину заплачены партийные деньги. Не наша вина, что ее приходится «получать» несколько необычным способом.

У въезда во двор склада торчал унылый старик с берданкой. Наверное, ночью он забирается в свою будку и мирно похрапывает. С противоположной стороны, где складское помещение широким раствором выходит в тупик, стоит городовой. Городовой, конечно, поставлен здесь вовсе не для охраны складов, но если он заметит кражу, то в стороне не останется. А ящики с машиной, как назло, свалены прямо у раствора. Если даже и удастся проникнуть в склад, то протащить такую тяжесть через все помещение и не разбудить сторожа просто невозможно. Проще сбить замок с раствора, но тут городовой…

Стуруа уныло качает головой — ничего не выйдет. Придется убирать городового, а это означает, что назавтра все ищейки полиции будут поставлены на ноги.

Доберутся и до хозяина «Арора», а уж он направит на верный след, да еще и сам побежит впереди.

Трифон же повеселел. Не так все страшно, лишь бы открыть затвор, вернее замок. Хорошо бы ключ подобрать.

Но ключа не подобрали. Оставалось сломать замок. Взломать быстро, уверенно, чтобы у городового не возникло никаких подозрений, — открыли и открыли, мало ли кто открывает склады. Подъезжая к складу, никто не должен прятаться…

Солнце засыпало. Тихо, задумчиво оно окунулось в вечернее море. Красноватые лучи еще кровянили кромки облаков, но уже не заглядывали на улицы города. И никакой шум не мог разбудить солнце.

А между тем Енукидзе ругался за всех извозчиков, хотя на телеге сидели только возница, Иван Стуруа да он сам. Они должны подъехать с шумом. Шумел один лишь Семен, остальные молчали, телега ехала тихо. Телефонная улица, на которую выходил раствор складских ворот, засыпана песком, пылью, и на ней живет такая беднота, которой не по карману содержать собак.

Городовой изнывает от скуки, и его мучает изжога. Вчера, в воскресенье, он малость подгулял на свадьбе, а сегодня голова как пустой котелок. Опохмелиться бы! Но с поста не уйдешь…

К складу подкатила телега. Может быть, у того вон хозяина, что так здорово ругается, найдется, чем промочить горло?

Городовой делает несколько шагов к подводе. Енукидзе не смотрит в его сторону, но каждый шаг фараона он чувствует спиной. Еще несколько шагов, и блюстителя придется пристукнуть.

Городовой в нерешительности останавливается. Его обуревают сомнения. Действительно, с какой стати этот гурджи будет таскать с собой водку? Свезет возчик груз куда надо, там его и угостят… Городовой нехотя бредет на свой пост.

В эти мгновения Енукидзе и Иван Стуруа сбивают замок. Он оказался ржавым.

Ящики тяжелые, вырываются из рук. Особенно один — в него упакована станина машины. Вот ведь незадача: втроем им его не поднять, нужен четвертый.

— Пособи, земляк! — крикнул Стуруа, обращаясь к городовому. Енукидзе хотел было обругать Ивана, да поздно. А может быть, так и лучше, какой же похититель будет просить фараона помочь донести украденное.

Городовой помог охотно, все же развлечение. Енукидзе сунул «грузчику» с «селедкой» на боку бумажку. И еще долго кланялся постовой удаляющейся повозке.

Но злоключения «Нины» на этом не кончились. Едва успели снять пустующий дом, установить в отдельной комнате машину, разместить пятерых наборщиков (Семен с «матерью» заняли передние комнаты), как хозяин дома заявил, что его давнишняя мечта стать ходжой, но для этого нужно побывать в Мекке. Посему он продает дом своему двоюродному брату. Но гурджи могут не беспокоиться, брат только осмотрит дом, а жить в нем не будет.

Хорошо сказать «осмотрит»…

Красин сначала удивился, затем встревожился, увидев в дверях кабинета Авеля Енукидзе. Авель не должен отлучаться из типографии даже ночью, его, бежавшего из-под надзора полиции, усиленно разыскивают.