Верные до конца

Приняли программу — программу-минимум и программу-максимум. Сначала как минимум — свержение царизма и создание в России демократической республики. Максимум — победа социалистической революции и, что главное, установление диктатуры пролетариата. О ней «забыли» сказать в своих программах социал-демократы Бельгии и Германии, Англии и Франции.

Приняли и устав РСДРП. Много было сломано копий. Много раз Ильичу приходилось выступать, убеждать, высмеивать, уничтожать железной логикой тех, кто кивал на заграничный опыт, кто тянул партию к организационной аморфности.

Здесь особенно старался Троцкий.

Книжное знание рабочих, книжные газетные сведения о их классовой борьбе, а отсюда терпимость ко всякого рода попутчикам, страх перед ленинским «чудовищным централизмом», железной дисциплиной. И вообще зачем еще какое-то обязательное участие в жизни партийных организаций, достаточно формальной принадлежности. Таким предстал на съезде Троцкий. Ильич напоминал ему Робеспьера. И Троцкий называл Владимира Ильича не иначе, как Максимилианом.

Плеханов колебался, у него не было твердой уверенности в том, кто имеет право быть членом партии и каков круг обязанностей партийца. «Я не имел предвзятого взгляда на обсуждаемый пункт устава. Еще сегодня утром, слушая сторонников противоположных мнений, я находил, что «то сей, то оный набок гнется». Но чем больше говорилось об этом предмете и чем внимательнее вдумывался я в речи ораторов, тем прочнее складывалось во мне убеждение в том, что правда на стороне Ленина».

Но на съезде прошел первый параграф устава, предложенный Мартовым. Он обеспечивал расплывчатость, разношерстность, неоформленность партии, что так устраивало всех и всяческих оппортунистов.

И все же создание пролетарской марксистской партии, партии нового типа, партии не парламентских дебатов, а подлинно революционной борьбы — основной итог II съезда РСДРП. Когда же на съезде встал вопрос о выборе центральных руководящих органов партии, то делегаты раскололись. Большинство съезда пошло за Лениным. И с тех пор ленинцы стали именоваться большевиками.

«Большевизм существует, как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года», — писал Владимир Ильич. Противники Ленина, потерпевшие поражение на выборах, оставшиеся в меньшинстве, стали именоваться меньшевиками.

Меньшевики, потерпев поражение на съезде, решили дать бой ленинцам после съезда в местных партийных комитетах, а также попытаться прибрать к своим рукам Центральный Комитет, редакцию газеты «Искра». И борьба после съезда с оппортунистами разгорелась повсеместно. Меньшевики не брезгали никакими средствами.

Большевистская часть Центрального Комитета поставила во главе типографии «Искры» ленинца-большевика Максима Максимовича Литвинова, Меньшевики, подбираясь к «Искре», явочным путем назначили на эту же должность Блюменфельда. После съезда Блюменфельд оказался в лагере меньшевиков.

Сентябрьский день клонился к вечеру. В Женеве осенние вечера балуют жителей освежающей прохладой, удивительно чистым, пьянящим воздухом. Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, «неистовый издатель», как его прозвали товарищи, не торопясь шел по улице Рю Колофениер. На этой улице помещалась типография «Искры». Когда он подошел к ней, то с удивлением услышал какие-то крики, доносившиеся из открытого окна на втором этаже. Слов разобрать было невозможно, но ясно, что накал спора достиг предела. Поднявшись на второй этаж в редакционную комнату, Бонч-Бруевич застал Литвинова и Блюменфельда в позах, которые свидетельствовали, что они вот-вот сцепятся в рукопашную. Заметив Бонч-Бруевича, Блюменфельд, не поздоровавшись, сорвался с места, вылетел в дверь.

— Что это с ним?

Литвинов, еще разгоряченный спором, только рукой махнул.

— Никак не хочет передать мне ключи от типографии, ругается, черт те чем обзывает большевиков…

— В Лукьяновке небось он был не такой боевитый?

— Куда там, все время сокрушался, зачем приехал в Россию.

— Да, поехал печатать «Искру» в Кишиневе, а приехал в тюремной карете в Киев…

— Да ну его. Право, знал бы, чем станет этот петух, не тащил бы его тогда от Лукьявовки. Меньшевики словно с цепи сорвались, «Искра» им глаза мозолит, не могут помешать изданию, так всячески пытаются помешать транспорту.

Бонч-Бруевич принес статью как раз и направленную на разоблачение неприглядных методов борьбы, к которым прибегают противники Ленина. Литвинов прочел статью, остался доволен.

— Ну что ж, пора, пожалуй, и домой. Снесу статью наборщикам, за ночь наберут и откорректируют, а мы двинемся восвояси.

Литвинов и Бонч-Бруевич подошли к двери.

— Что за оказия? — Литвинов подергал дверь. Она оказалась запертой. — Ключи-то Блюм мне так и не отдал…

— Ужели это его работа? Не переспорил, так запер, черт знает, что такое!

— Вот вам наглядный пример способов борьбы с большевиками.

— Ну это ему так не пройдет, я напишу в ЦК. Нельзя давать спуску подобным «товарищам»…

— Написать, конечно, нужно, но неплохо было бы все-таки как-нибудь выбраться на улицу, не ночевать же здесь.

Литвинов подошел к окну, выглянул наружу.