Верные до конца

— М-да! Высоковато! Прыгнешь и, глядишь, шею или ноги сломаешь.

— Это вам прыгать не привыкать, а мне вот не приходилось. Но что же все-таки делать?

— Стойте, про телефон-то мы и забыли, вернее, еще не привыкли к этому чуду!

Литвинов долго вызывал кого-либо из работников типографии. Там, на первом этаже, тоже был телефон, но за грохотом печатных машин его слабый звонок одна слышался.

— Отвертку попросите, пусть кинут в окно.

— Они предлагают лестницу подставить.

— Комедия! Этак народ сбежится, а нас, чего доброго, за воров сочтут.

Но выхода не было. Рабочие типографии притащили деревянную лестницу, подставили ее к окну, и сначала Литвинов, а за ним Бонч-Бруевич благополучно спустились на землю.

Бонч-Бруевич всю дорогу до дома чертыхался. Придя к себе, тут же сел писать заявление в ЦК.

Леонид Борисович Красин на съезде не присутствовал, но был кооптирован после съезда в Центральный Комитет. Меньшевики, пользуясь тем, что некоторые члены ЦК встали на путь «примирения», ввели туда своих сторонников, получив в ЦК большинство. Ленин требовал самой бескомпромиссной борьбы с новыми оппортунистами-меньшевиками. А вот Красин колебался, был одно время «примиренцем».

Бауман воевал с меньшевиками сначала в Женеве, потом Ильич направил его в Россию, нужно было разъяснять рабочим суть раскола. Ленин был уверен, на чьей стороне будет сознательный пролетариат.

Но недолго пробыл Бауман на воле, его схватили в Москве, упрятали в Таганскую тюрьму.

С помощью Плеханова меньшевикам удалось захватить и «Искру». Владимир Ильич вышел из состава редакции. С 52-го номера «Искра» стала меньшевистской.

В России грянула первая народная революция 1905–1907 годов. III съезд РСДРП, на который меньшевики не пошли, нацелил партию, пролетариат на вооруженное восстание.

К осени 1905 года Всероссийская всеобщая стачка парализовала жизнь в стране, и царизм пошел на провокацию. У него не 'было сил подавить революцию. Правда, и у революции еще не хватало сил свалить царизм.

17 октября напуганный Николай II издал «Манифест» — своего рода конституцию, провозгласившую созыв Государственной думы, амнистию политзаключенным, свободу слова, печати и т. п. Это был подлый обман, маневр, к которому прибегнул царизм, чтобы на время отвлечь массы от борьбы, а самим собраться с силами и раздавить революцию. Согласно амнистии, из тюрем освобождались «политики».

Незадолго до 17 октября Николай Эрнестович вышел из Таганки. «Человеку подполья, каким был Бауман (и какими мы были все), имевшему до своего заключения дело с конспиративными кружками, группами и в лучшем случае «массовкой» где-нибудь в лесу, пришлось натолкнуться на невиданное до того в России явление — на всеобщую всероссийскую политическую забастовку, в которой участвовали миллионы рабочих. Для всех нас это было ново, но мы, принимавшие активное участие в подготовке этих событий, подошли к ним постепенно, так сказать, политически учились. В другом положении очутились товарищи, как Бауман, которые после долгого отрыва от партийной работы попали как бы из одной эпохи политической жизни в другую», — вспоминает товарищ Баумана по партии.

18 октября по требованию рабочих Московский комитет (помещавшийся в Императорском Техническом училище) принял решение идти к Таганской тюрьме освобождать заключенных и в их числе членов ЦК, схваченных еще в феврале 1905 года на квартире писателя Андреева.

Счастливые улыбки озаряли лица демонстрантов. Бауман шел в первых рядах. Колонна вышла на Немецкую улицу, где находилась фабрика Дюфурмантеля, а около ее ворот толпились рабочие. Они стояли в нерешительности. Им, впрочем, как и остальным участникам демонстрации, были известны угрозы черносотенцев — лавочников, приказчиков, торгашей, тех, кого ныне царизм натравливал на революционный пролетариат.

Рабочие колебались — присоединяться к демонстрации или нет? Бауман направился к фабрике, чтобы увлечь за собой и эту толпу, основная же колонна двинулась дальше. Бауман торопился, завидев извозчика, наверное случайно оказавшегося здесь, вскочил в пролетку, кто-то из товарищей протянул ему красное знамя. В этот момент буквально «из-под ворот» фабрики Шапова выскочил черносотенец, хожалый — надсмотрщик, третировавший рабочих в их общежитиях, на фабричном дворе, наушник хозяина и «друг» пристава 2-й басманной части — Михалин.

Воровато огляделся — основная колонна уже прошла, догнать пролетку, в которой стоял со знаменем Бауман, было минутным делом. Из-под полы пальто Михалин выхватил обрезок водопроводной трубы… Удар по голове. Бауман упал в пролетку. Знамя накрыло истекающего кровью Николая Эрнестовича…

Ночь 20 октября 1905 года.

Техническое училище. Актовый зал. В зале только стол с гробом, а рядом столик, на котором лежат рубли, пятерки, медные гроши. Склоненные флаги. Много флагов. И много венков.

И деньги и венки принесли рабочие, студенты, служащие, которые целый день 19 октября шли мимо гроба, прощаясь с Бауманом. Училище охраняют отряды рабочих. Они не прячут винтовок — ни полиции, ни городовых поблизости не видно.