Передразнивал, как я картавлю, здороваясь с ним: «Р-родион Р-родионович, здр-равствуйте». Мог задорно посмеяться над моей шуткой и похлопать по спине. А мог делать вид, что меня нет в классе, пропуская, когда до меня доходила очередь отчитаться о проделанной за неделю работе над дипломом. Иногда холодно хвалил мои тексты. Я так же приносила на каждую мастерскую сушки и баночку «Ред Булла» – оставляла её на его столе перед занятиями, пока никто не видел. Я не стала защищать диплом со своей группой и осталась ещё на один год в мастерской. Отчасти потому, что была не готова, отчасти – чтобы иметь возможность видеться с ним ещё год.
Бывали дни, кроме вторников и сред, когда я не вставала совсем, а если и вставала, то не выходила за пределы квартиры, просто слонялась весь день в пижаме по комнате. Бывали дни, когда я выныривала из-под душных покрывал, только чтобы довести себя до туалета, и даже на это приходилось себя уговаривать, а за дверью ждал прекрасный мир со всеми своими причудами. Мне было всё равно, что происходит снаружи. Я ничего не замечу – ураган, революцию, войну. Может быть, революция как раз и смогла бы вытащить меня из спячки, если протестующие построят баррикады у меня под окнами и я буду видеть их головы на уровне низенького окна, их глаза будут, как мотыльки, сверкать в ночной тьме между листьями фикуса и пальмы. А если будут бастовать работники метро, я легко это пропущу. Налёт саранчи? Запросто. Я думала, какое ещё вторжение реальности способно вырвать меня из отупляющей спячки? Что ещё можно заметить через крошечное оконце?
Подходя к телефону, я надеялась, что прочту ужасные новости – мир рухнул под натиском злокозненного вируса – что-нибудь такое, или что уважаемый Профессор по фамилии Принцып погиб в аварии – разбился на жёлтом такси.
Он мог и дальше держать меня при себе в вечном страхе, пока бы ему это не надоело. Как обворожительна, соблазнительна и одновременно болезненна была эта мысль. Я обещала ему перестать быть сумасшедшей. «Не культивируй в себе безумие», – говорил он. И я перестала. Я больше не резала себя. «Сплошная показуха, прекращай!» – сказал он, когда увидел покрытые коричневой коркой порезы. От моего безумия остался приглушённый «пшик». Я не бросила пить, но делала это так, чтобы никто не видел.
После долгого молчания, на следующий после защиты дипломов день, мой телефон неожиданно вибрирует. От его звука я подпрыгиваю. Звонок от него впервые за много недель и спустя почти год с нашей первой встречи в Подколокло.
– Ты не со своим бойфрендом случайно?
– Нет, у меня нет…
– Значит, бухая.
– Нет, я не пьяная.
– Ну, значит, обдолбанная или сонная, ты же Соня, постоянно спишь.
– Нет, не сплю.
– Я рядом с твоим домом – встретимся?
Я чувствую радость столь же мучительную, как и боль. Забываю, чем только что занималась. Наверное, сидела со своим воображаемым бойфрендом и ждала этого звонка. А тут рассмеялась вслух, хотя никто меня не видел. Надела огромное, как палатка, чёрное платье и пошла встречать его у ворот.
Он шёл шагами широкими и неестественными, прокладывая себе дорогу к знакомому ресторану «Дача». Он настолько истощил меня страхом и радостью, вгоняя из крайности в крайность, что теперь приглашение в ресторан «Дача», с которого всё начиналось, казалось мне полётом в космос. Я разглядывала улочку, ведущую вверх на холм, но видела только его колючую тень, становившуюся всё длиннее и длиннее, пока наконец не накрывала мою целиком. Я шла за ним, не подозревая, как сильно сегодня может измениться моя жизнь. Будь у меня больше времени, я бы задумалась, что означает его внезапный звонок, но, как бы часто я ни представляла наш разговор, подготовиться к нему не могла.
– В Школе что, открылся филиал монастыря? – спросил он, увидев меня в безразмерном платье, сидевшем на мне мешком.
– Что? Нет…
Он тоже был в чёрном – чёрной футболке и джинсах. На шее блестел металл холодной звезды.
Гордящийся своими размерами город задыхался от пыли. Но как тут красиво. Мы сели на открытой веранде под голубым небом в приятной тени деревьев. Ветер шелестел зелёными листьями. В трещинах между плитками прорастала трава. Послеполуденное солнце выжигало улицу и щекотало мне нервы. В такие солнечные дни обычный ресторан в переулке таил, подобно миражу в пустыне, большие возможности, но я ощущала себя маленькой и незначительной. В безжалостном свете было что-то трагическое.
Шёл чемпионат мира по футболу. На плазмах, закреплённых на стволах под кроной деревьев, показывали трансляцию матча. Все столы были заняты шумными компаниями и семьями. Я осмотрелась. Люди сидели вплотную и пили пиво, с достоинством ели шашлыки, вгрызаясь в мясо зубами. Между столами бегали и кричали оставленные без внимания взрослых дети. К нам подошёл официант. Профессор спросил, буду ли я пиво. Я робко кивнула. Он заказал два пива и шашлык. Я рукой смахнула со стола крошки.
Он, нахмурив брови, что-то читал в телефоне. Я боялась его отвлечь. Официант ушёл и как сквозь землю провалился.