В стороне от входа стояли два сдвинутых, покрытых клеёнкой стола, служивших импровизированным фуршетом. Ребристыми башенками высились прозрачные пластиковые стаканчики, на металлическом подносе лежали пронзительно-зелёные яблоки. Под столом громоздились уже пустые бутылки из-под вина, а рядом, переминаясь с ноги на ногу, толпилась группа моих однокурсников, увидев которых я не преминула спрятаться за гипсовой перегородкой.
Он ходил, не снимая ни свою шляпу-федору, ни объёмный шарф, ни чёрную кожаную перчатку, в которой сжимал мягкий пластиковый стаканчик с вином. Объекты на выставке мало его интересовали, но он часто подходил к столу, являющемуся в некоторой мере частью инсталляции, чтобы подлить вина. И я, недолго думая, взяла с него пример, долив себе то, что оставалось на дне бутылки. Кислого и тёплого вина мне хватило на два скупых глотка, и я, сминая в руке пустой стаканчик, а также чувствуя, что не могу больше избегать однокурсников, выжидающе поглядывающих на меня, медленно, словно на ватных ногах, подошла к ним.
– Ну что тут интересного? – спрашиваю я не своим голосом.
– Было интересно, пока вино не закончилось, – отвечает девочка с красными волосами.
– Тебе подлить? – спрашивает парень с редкой бородкой, который учился в мастерской скульптуры. Мы сидели рядом на лекциях по социальной философии.
– Да, – отвечаю я, и он достаёт из холщовой сумки на плече вино в тетрапаке.
– А вы что, вместе пришли? – спрашивает девочка с красными волосами. Недавно она сказала мне, что хочет перейти в нашу мастерскую.
– Что, с кем? – делая глоток вина, спрашиваю я.
– Я видела, вы с Принцем вместе зашли.
Вездесущая, она ходила на все вечеринки и всё обо всех знала.
– По дороге встретились.
– А, понятно, – смеясь, говорит она.
Я мысленно делаю в голове закладку позже вернуться к вопросу о том, что могло быть ей известно.
– Мы в бар собираемся, – говорит парень. – Пойдёшь с нами?
– Нет, наверное. Я скоро домой.
– Ну ладно, – они, не торопясь, поднимают с пола рюкзаки и, прекратив наконец этот вымученный диалог, отходят, оставляя меня в недоумении. Я решаю попрощаться с Профессором и пойти домой, но в зале галереи его нет.
Выхожу на улицу, прячась от дождя, встаю под аркой над домом. Профессор стоит в центре круга, будто окружённый волками. Молодые люди гогочут, по очереди передавая друг другу бутылку с вином. Он плохо держится на ногах, и я подозреваю, что смеются они не над его шутками, а над ним. Я вижу в их глазах знакомый хищный блеск. Неуправляемый гнев молнией прошибает мне череп. Я больше не могу, смотря на их насмешки, держать дистанцию. Я подхожу и встаю тенью за спиной Профессора, готовая, если что, сцепиться насмерть с любым, кто посмеет его обидеть.
Он достаёт сигареты, роняет пачку, поднимает, но не может вытащить одну и веером в лужу падает россыпь белых палочек. Подняв с земли сигарету, пытается закурить, но ничего не получается – зажигалка безнадёжно намокла. Он снова и снова щёлкает ею, пока я не протягиваю ему, прикрывая рукой, огонёк своей зажигалки. Профессор закуривает и, пошатываясь, выпускает дым. На мгновение вспыхивают фары проезжающего автомобиля. Профессор появляется сквозь пелену дыма, притягивает меня к себе и обдаёт горячим дыханием, обнимает липкой рукой за шею и тяжело на мне повисает. Я теряю равновесие, оступаюсь, и вместе мы чуть не падаем. Кто-то, продолжая смеяться, поддерживает нас, помогает найти равновесие.
– Муся, Мусь, почему я здесь? – продолжая висеть на мне, Профессор мычит мне в ухо.
Я не знаю, почему мы здесь. Потоки света от уличных фонарей встречаются на тротуаре. Я понимаю, что вечер пора заканчивать. Я достаю телефон и вызываю такси. Приложение говорит, что машина вот-вот будет, и я отвлекаюсь, высматривая нужный номер. В следующее мгновение вижу, как он идёт по проезжей части. Замирает на перекрёстке, не обращая внимания на проезжающие машины и красный свет светофора. На дороге образуется затор. Остановившаяся перед ним машина сигналит. Он подходит к ней вплотную и, пошатываясь, облокачивается на капот. Я, не в силах пошевелиться, наблюдаю за происходящим, как в замедленной съёмке. Вижу со стороны, как камера крупным планом с наплывом показывает моё испуганное лицо – немигающие глаза, наполненные слезами, беззвучный раскрытый рот. Машины сигналят, и я, скинув онемение, кричу и бросаюсь за ним. Бережно беру под локоть и увожу с дороги. Пытаюсь, поднимая руку в примирительном жесте, извиниться перед водителем, пока он не вышел из машины. Веду к такси, остановившемуся в переулке, освещённом вывеской магазина. Как ни в чём не бывало Профессор обнимает меня, отпивая за моей спиной из стаканчика, отстранившись, сосредотачивает внимание на моём лице.
– Я хочу домой, – тихо говорит он.
Я ласково, как ребёнка, его успокаиваю:
– Сейчас поедем домой. Вот наше такси.
– Ты поедешь со мной? – он жалобно смотрит на меня.
– Нет, не могу.
– Поехали со мной, – говорит умоляющим тоном и выпускает стаканчик с вином, который держал в руке всё это время. Тот, расплескавшись, падает под ноги.