Вероятно, дьявол

Я не ожидала, что Профессор действительно завтра напишет. Была уверена, что наутро он не вспомнит ни про погоню, ни про обещанный завтрак, и никак не ожидала, что он напишет ещё до того, как я доберусь до дома. Я стою на платформе, ожидая последний поезд. В кармане вибрирует телефон. Я снова думаю, что это она.

Ты такая красотка.

О божечки, правда? – отвечаю.

Он отправляет смайлик с высунутым языком и зажмуренными глазами.

Думаю о тебе.

И я о вас, – пишу и стираю, снова набираю:

И я думаю о вас. Мастер.

В животе стучит сердце. Из туннеля стремительно проносится старый дребезжащий поезд.

Я гадаю, что он делал, когда писал мне. Где в это время была она? Я ожидала, что как только он войдёт в подъезд и поднимется на лифте на свой верхний этаж, тотчас же забудет обо мне – я исчезну, испарюсь из его памяти. А может, это она написала? Он пришёл, завалился на кровать и сразу уснул, а она вытащила его телефон, нашла нашу переписку и написала мне. Сейчас придёт сообщение что-то вроде «я убью тебя, сука малолетняя, если не отстанешь от него». Но ни он, ни она больше не пишут.

Я выхожу из метро. Дождь прекратился. Иду по мокрому асфальту к себе, в свою красную комнату над переулком вдоль короткого, освещённого вывесками кафе и баров, отрезка улицы, которая не успевает назваться Солянкой, как обрывается, поворачивает направо и вверх, становится Подколокольным переулком.

Вот злачные магазинчики, где продают алкоголь после одиннадцати вечера, стайками между ними разгуливают студенты, похожие на школьников, или наоборот – школьники, похожие на студентов. Среди них могут быть мои однокурсники. Медленно обхожу толпу девушек, пьющих вино из бутылки. Думаю, не взять ли себе, но по ночам там принимают только наличные, которых у меня нет. Иду к дому, смотрю на луну – почти полную.

Дома не включаю свет. Комната освещается светом от фонаря из окна. «Всё-таки я дура», – думаю и чуть смеюсь. Всё-таки я такая глупая дура.

Глава 7. Девчушка

Не спишь, красотка? – в семь утра приходит сообщение.

Значит, всё-таки не его жена вчера писала мне сообщения.

Доброе утро, Родион Родионович.

Рано встала?

Да, я всегда рано встаю.

Я тоже. Идём завтракать?

Идёмте!

Я остаюсь в кровати, думаю о его жене. В окно проникает несмелый луч тусклого солнца. Хочется думать о ней как о смутной сущности, о чём-то расплывчатом за мутным стеклом. Тяжело признать, что я знаю, кто она, кем она работает, как выглядит, как звучит её голос. Но у меня есть существенное преимущество – она не знает меня так, как я её. Возможно, она что-то слышала обо мне от других, видела мои фотографии в соцсетях, но не знает, как я говорю детским голосом, картавлю, произнося его имя, как двигаюсь.

Я видела их вместе на дне рождения Профессора в прошлом году. Может быть, тогда между ними произошла ссора. Весь вечер он просидел со студентами и преподавателями, а она за другим столом с незнакомыми мне людьми. Профессор переходил от стола к столу, но ни разу не подошёл к ней, только в конце, когда большинство гостей разошлись, а Профессор был уже довольно пьян, она носилась по ресторану в поисках его шапки, которую он где-то бросил, а потом, подхватив его одежду в охапку, бесцеремонно увлекла его в такси, не дав нам с ним попрощаться.

Он ночевал с ней сегодня в одной квартире, возможно, в одной постели, но в это утро он думал обо мне. Я, конечно, не верила в чудеса и что она исполнит свой вчерашний приговор – не уйдёт от него, как мне бы того хотелось, но я сладко перебирала в уме её недостатки, которых нет у меня. Во-первых, она не милая. Во-вторых, похожа на наглого мальчишку – со всех сторон плоская, даже стерильная фигура. С длинными конечностями и короткими, грубо, будто охотничьим ножом, обкромсанными чёрными волосами, тронутыми коричневой краской, и отпугивающими волчьими глазами. Я боялась этих глаз и тёмных родимых пятен, придававших ей ещё большее сходство с диким животным. Волчица. Оборотень. На вид эти родинки были шершавыми, покрытыми короткими жёсткими волосками, как остатки не до конца сошедшей шерсти. Я представляла, что, вероятно, они распространяются по всему телу, по спине и ногам. В остальном она обычная. Одевалась небрежно – ничего сексуального или запоминающегося. Она работала главным редактором в журнале о стиле жизни, что бы это ни значило, и покровительствовала молодым писателям и художникам в числе своих любимчиков. Истеричная женщина младше него, но старше меня, покупающая ему дорогие подарки и следящая за тем, сколько он пьёт. Но вчера она не уследила, и не она усаживала его в такси. Вчера она, вероятно, была в гневе.