Я выскакиваю из метро и спускаюсь в подземный переход, с трудом сдерживаясь от того, чтобы побежать. Красные колготки, как сигнал светофора, останавливают машины. Перехожу улицу и наконец оказываюсь перед остановкой. Над головой горят уличные фонари. Съёжившись от пронизывающего ветра, жду автобус. Когда он приходит, я сажусь у окна и смотрю в темноту с синеватым отливом, ловлю отражение луны, плывущей среди звёзд, почти полной. Напротив меня парочка держится за руки. Дорога не очень долгая – я загибаю пальцы, чтобы не пропустить нужную остановку, но мне кажется, что я пересекаю целый континент.
Высокий панельный дом. У подъезда растёт дерево, которое я раньше не замечала. Я звоню в домофон – он открывает не спрашивая. На лифте я поднимаюсь на последний этаж, на лестничной площадке, не решаясь позвонить, упираюсь в запертую железную дверь. Минуту спустя за дверью слышатся шаги. Он открывает и, не посмотрев на меня, сразу скрывается в коридоре.
– Ну проходи, – кричит он, как я догадываюсь, из кухни, откуда тянет сквозняком с запахом сигаретного дыма.
В прихожей на страже возле двери стоят его ботинки и высокие чёрные сапоги на каблуках. Я ставлю свою обувь рядом и сразу решаю запомнить каждую деталь, чтобы потом описать в книге. Миновав прихожую, я пробираюсь на кухню с обитыми деревом стенами, которая напомнила мне мою юность в Новосибирске. На меня наваливается тяжёлое оцепенение – дежавю, я будто оказалась дома и одновременно понимала, что меня здесь быть не должно. Я совершаю чуть ли не святотатство, и, возможно, мне не следовало приезжать в этот чужой дом с тысячью мелочей – медными кастрюлями и сковородками, свисающими над разделочным столом, холодильником, обвешанным магнитами из разных стран. Внезапно в мой страх закрадывается порочное любопытство. Я понимаю, что неимоверно рискую, но кто рискует больше – он или я? Какую цену мне предстоит заплатить за этот визит?
Он сидит за столом – перед ним огромная хрустальная пепельница и инструменты для скручивания самокруток – бумага, пакетик с фильтрами и в фольге плотный комок, как я догадалась по цвету и запаху, гашиша. В первый раз я вижу Профессора в домашней одежде. На щеках двухдневная щетина. Он выглядит отдохнувшим и по-хорошему возбуждённым. Так же, как всегда, упивается жизнью.
Я стою, ожидая приглашения сесть, кладу руку ему на плечо. Он нетерпеливо её сбрасывает. Я опять делаю что-то не так. Мне остаётся принять всё как данность – пережить несколько часов позора, прежде чем вернуться в свою комнату над переулком, где я смогу оплакать свою несчастную судьбу. Вот какие мысли посещают меня.
– Садись, – говорит он, не поднимая сосредоточенного взгляда от своих приготовлений.
Я сажусь на краешек стула.
– Ты всегда ходишь в гости с пустыми руками? – насмешливо бросает он.
Я принесла ему, как он просил, две пачки сигарет, но это, судя по всему, не считается.
Скрутив необычно толстую, расширяющуюся к концу сигарету, закуривает.
– Будешь кофе? – он выпускает длинную струю дыма. По воздуху плывёт сладкий тяжёлый аромат.
– Буду, спасибо.
Он открывал и закрывал кухонные ящики в поиске кофе, как будто не знал, где точно он стоит. В большой жестяной банке молотого кофе оказалось на донышке. С горем пополам хватит нам на две маленькие чашки. Если волчица заметит пустую банку, быть может, что-то заподозрит. Мне становится не по себе, как будто я воришка, пробравшийся в чужой дом ради того, чтобы мелко напакостить хозяйке. Несмотря на это, от него исходило небрежное гостеприимство, словно я была у него уже не один раз. Он поднёс к крану турку и пустил воду. Я старалась сосредоточиться на этих обыденных звуках, потому что, честно говоря, я была страшно напугана.
– А есть молоко? – спрашиваю я.
– Тебе молока ещё? Ну-ка посмотрим, – говорит он, открывая холодильник, на полках которого я успеваю разглядеть горку цветных овощей, тарелку с каким-то салатом, кусок жёлтого сыра и бутылку красного вина в двери, – есть сливки, будешь? – и добавляет тоном, не предполагающим возражений: – Со сливками вкуснее.
Я не спорю.
Приготавливая кофе, он, как фокусник, делает много замысловатых жестов руками – ставит передо мной чашку, пакет со сливками, сахар – я смотрю, как загипнотизированная. Уронив со всплеском кусочек сахара в чашку, добавляю сливки и осторожно, чтобы ложка, не дай бог, не стукнула по чашке, размешиваю. Он не соврал – кофе получился отменным.
– И правда, – говорю я, – со сливками вкуснее.
Он отпивает кофе, ставит чашку, водрузив локти на стол. Лицо плывёт в сизом от дыма тумане. Я не могу расслабиться, а ещё к тому же вздрагиваю от каждого шороха, ожидая, что в любой момент в двери может повернуться ключ, и его жена застанет нас на месте преступления. Его, кажется, это совсем не волнует.
– Почему вас не было на мастерской? Я соскучилась, – я по чуть-чуть отхлёбываю кофе, поглядывая на него поверх края чашки.
Сделав глоток, он пристально смотрит на меня:
– Я заболел. У меня жутко болит голова.
– Мне очень жаль.
– Ты можешь помочь мне почувствовать себя гораздо лучше.
– Как?