Вероника из Тарлинга

— О, непременно! Лишь бы прошлое мирно таилось под могильными плитами и не вздумало пугать нас бряцанием ржавых доспехов, — грустно засмеялась она. — Можно ли уверенно смотреть в будущее, оставив позади дымящиеся руины, из-под которых доносятся жалобные стоны? Пусть так поступают доблестные полководцы, но я бы прежде сравняла развалины с землей и засадила цветами поля сражений.

— Снегири нельзя сравнять с землей!

— Нельзя даже представить, я вижу совсем другое! Прежде выслушай. А потом… я сама тебя поцелую.

— Сложно тебе отказать…

Вероника выскользнула из его объятий и поднялась на ноги, оправив смятое платье.

— Что ты обещал Кайро, когда был у него в плену?

— До последней минуты помнить, что я потомок предателей и убийц, — резко ответил Конта, не отводя от нее пристального взгляда.

— Это неправда! И-и… даже если так, ты не обязан отвечать за дела твоих предков.

— Они были очень жестокими людьми, и потом я часто шел их путями.

— А как же твоя мать? — быстро спросила Вероника.

— Я почти не знал ее. Впрочем, довольно тайн, я готов вспомнить ночь, когда Кайро пришел ко мне в последний раз, перед тем, как заполнить темницу водой. Тогда я впервые поверил ему и усомнился в своей правоте. Ему не удалось сломать меня огнем и железом, хотя тело было изранено, дух мой упорствовал, готовясь воспарить высоко. И, желая унизить его, Кайро показал деяния мужчин моего рода. Показал прямо на каменной кладке стены, источенной влагой.

Пусть даже в колдовских видениях, но я сам видел, как прадед Саробах обещал первым жителям долины мирное соседство, а позже ворвался в их городище с вооруженным отрядом и сжег все дотла. Видел, как во имя Всеблагого разоряются капища и древние могилы. Снегири построены рабами на золото, вырученное за чужой скот и зерно. Саробах собирал там, где не сеял…

Мои предки были разбойниками и ворами, а не благородными рыцарями, как мнилось мне в детских грезах. Я был раздавлен, а Кайро торжествовал.

Молча подбросив в огонь еще пару резных досок комода, Конта продолжил:

— Тогда мне показалось, что не кожаные ремни сжимают раненую грудь, а вина и отчаяние, и не вода затапливает каменный мешок, а кровь мирных земледельцев. Я принял смерть, как избавление от мук, и даже не мог кричать — губы были стянуты прочной ниткой. Помню холод и мрак…

А потом я открыл глаза и увидел переплетенье ветвей над головой. И маленькую красногрудую птичку меж ними. Я удивился, заслышав ее трели, ведь снегири не умеют красиво петь, им требуется долгая выучка. Но у ручья на валуне сидела женщина. С ее нежных уст и слетали мелодии, схожие с птичьими голосами. Она протянула руки — коснулась моего лица и груди… деревья осыпали меня снегом, словно пуховым одеялом, скоро я смог согреться и уснуть.

— А потом крестьянин нашел тебя и привел подмогу!

— Все так и было.

— А спустя несколько лет Хозяйка незамерзающего ручья подарила мне хрустальный медальон. О, чудо было рядом с самого детства, а я не догадывалась. Я просто тебя ждала.

Вероника подобрала белую ткань платья и присела рядом с герцогом, церемонно взяв его руки в свои теплые ладошки.

— Знаю, о нашей истории сложат дивные предания. Это будет самая волшебная сказка Тарлинга.

— Думаешь, нужно упоминать все подробности? Вероника, я долго пытался принять горькую истину — ради блага одних племен порой нужно предавать смерти другие. Или по прихоти жестокого человека, наделенного властью… Нет на земле равенства и справедливости. Храмы Всеблагого стоят на костях язычников, а вишневые сады замка разбиты на останках древнего поселения, чьи жители были безжалостно истреблены.

Конта сжал ее тонкие запястья своими сильными, огрубевшими от рукояти меча пальцами.

— В детстве я, как и ты, очень любил легенды о славных подвигах на благо народа и чести короля. Узрев подлинную историю рода Снегирей, я покинул Тарлинг, чтобы вписать в нее новые страницы. Не всеми из них я могу гордиться. И теперь хочу продолжить летопись вместе с тобой, Вероника. Сердце подсказывает — ты не дашь сбиться с пути.

— Благодарю небеса и землю, что так щедро наградили меня твоим вниманьем! И знать бы за что… Но ты говоришь о своей любви, и я готова принять ее. Если хочешь, я согласна стать твоей женой прямо сейчас.

— Я хочу. Но ведь еще не все голуби города знают о нашей помолвке. Что заставляет тебя спешить? Не-ет, это не простое любопытство и не пылкая страсть. Ответь мне прямо, пусть между нами не будет более секретов.

Прильнув к его плечу, и уже не сдерживая слез, она еле слышно ответила:

— А еще я знаю, что многие сказания о любви заканчиваются разлукой или гибелью героев. Они вместе принимают отравленное питье или вонзают кинжал себе в грудь… идут на казнь рука об руку. На самом деле я очень боюсь. Конта, а вдруг мы обречены остаться здесь на века и скоро сами превратимся в неприкаянные тени? Пока я жива, хочу стать твоей. Душою и телом принадлежать тебе, пока могу чувствовать и любить.

Он едва не застонал вслух, ощутив, какой болью отозвалось ее чуткое сердце на его откровенность.