Вероника Стейнбридж покидает зону безопасности

Тим пришел вечером. К тому моменту набухшее от воды небо потемнело, а город зажегся ожерельем окон и подсвеченных улиц. Мокрый раскрытый зонт сушился у входной двери. В ту ночь Вероника осталась в студии – проснувшись незадолго до рассвета, она увидела темный круг, черной дырой заполонивший угол прихожей. Вероника тихо выбралась из-под пледа, прокралась к двери. Неловко подняла зонт – он норовил выколоть глаз и оцарапать лицо острыми спицами – и нажала на кнопку на рукояти. Раздался щелчок, прошуршала высохшая ткань.

– Что ты там делаешь? – сонно спросил Тим.

– Ничего. Спи, – шепнула в ответ Вероника, отчего-то пряча сложенный зонт за спиной. Теперь, сморщенный и бесформенный, он почти не пугал ее, и только воспоминание о скрытой внутри тьме заставило Веронику быстро положить зонт в угол и вернуться под одеяло. За окном снова пошел дождь – капли стучали в высокое окно, разбиваясь прозрачными кляксами и быстро сбегая вниз.

– Тим? – тихо позвала Вероника.

– М-м-м?

– Купи мне зонт, пожалуйста, – попросила она. И, подумав, добавила: – Только не черный.

|10|

Иногда Вероника стала приезжать на побережье одна. Когда Тим был слишком занят – что в последнее время случалось с ним все чаще – она клала в сумку пестрый зонт, крафтовый блокнот для набросков, пастель, уголь, сангину, мел или соус и ехала на восток. «Томсон, один, стандарт» – говорила она в домофон, произнося фамилию Тима, как заклинание. «Сколько часов?» – дребезжал домофон. «Не знаю», – честно отвечала Вероника. Она действительно не знала. Это было непредсказуемо.

Сидя на пляже или на одной из редких скамеек, расставленных на бетонной дорожке вдоль самой кромки песка, Вероника рисовала – песок, воду, небо. Прилетали чайки, большие, наглые, подбирались поближе, хищно косясь одним глазом. Поначалу Вероника побаивалась их – она никогда не видела птиц так близко от себя. Но чайки, обнаружив, что у нее нет еды, теряли к ней всякий интерес, и постепенно Вероника привыкла к этой ежедневной инспекции.

После дождей снова вернулось тепло – осеннее, неуверенное, деликатно ласкающее кожу мягкими лучами солнца. Песок стал холодным, и Вероника брала с собой старую драпировку, чтобы сидеть на ней у воды. Побережье опустело, редкие прохожие будто несли с собой плотную сферу личного мира, заставляющую обходить друг друга на расстоянии. Каждый пришедший на пляж был там один, и остальные уважали его уединение.

В субботу Вероника приехала к океану еще до полудня. Ветер сдувал прогретый солнцем воздух, но дети все равно бегали по берегу, катались на велосипедах и скутерах по бетонной дорожке. Из открытых окон проезжающих мимо машин раздавалась громкая музыка, заглушавшая на мгновение звонкие голоса.

Дети пугали Веронику не меньше чаек – в Зоне их тоже нельзя было встретить на улице. «Чистые» росли и воспитывались в разных учреждениях в районе Джамайка-Плейн, где у каждого такого заведения была своя небольшая, перекрытая стеклом территория. Когда Вероника росла там, в центре было не так много безопасных улиц, не говоря уж о Парке. С тех пор Зона Безопасности выросла в цельную структуру – ты мог пройти пешком из одного конца в другой, не рискуя оказаться на солнце, – но традиция уже сложилась, и, лишь став подростками, «чистые» начинали постепенно социализироваться. Чаще всего это были различные программы волонтерства – кроме навыков общения с незнакомыми людьми здесь прививались правильные принципы, основы нравственности и морали.

«Кто прививает основы нравственности этим детям?», – подумала Вероника, отложив в сторону блокнот, когда очередная шумная толпа промчалась мимо, едва не врезавшись в нее. Кто воспитывает их? Кто следит за ними? У Вероники, как и любого другого «чистого» ребенка, были очень размытые представления о семье. Частично это ассоциировалась у нее с парой, в которых жили многие в Зоне, частично – с комьюнити, общиной вроде их группы поддержки. Как растут дети в архаичных семьях, тем более – гетеросексуальных, ей было сложно представить.

Мальчишка на самом большом велосипеде развернулся и поехал обратно. Он был явно старшим – ростом с Веронику и с уверенным блеском в глазах, почти таким же, как у очков Тима. Мальчишка пролетел мимо нее, увлекая за собой кричащий и смеющийся шлейф, и Вероника снова проследила за ними взглядом.

Вот он разгоняется, резко виляет в сторону, объезжая прохожего, переднее колесо срывается с тротуара на проезжую часть, велосипед кидает в сторону, мальчишка резко дергает руль – слишком резко. Колесо скользнет по старому металлическому люку, поедет вбок, мальчишка не удержит равновесие и на скорости вылетит вместе с велосипедом на проезжую часть – под колеса проезжающей мимо машины.