Версальские кружева

– У меня не вызывает сомнения, что уголовное дело не будет открыто и отписки по инстанциям вернутся в Минск. А тут Генеральная прокуратура возьмет ваши апостилированные бумажки, из которых видно, что деньги с продажи доли завода поступили на счет компании, принадлежащей Масюкович Виктору и Масюкович Нине. Прокурор по надзору за следствием истребует протоколы их допросов и увидит, что их собственноручно подписанные показания – ложь, и все эти люди составляют преступную группу, объединенную желанием наживы. КГБ Республики тоже увидит ваши документы, проверит, каким количеством недвижимости на территории Белоруссии владеет семья, в каких компаниях они являются учредителями и какие налоговые декларации подавались ими в соответствующие органы. В результате всего зять будет арестован сразу, так как он подписывал все бумажки. Счета всех их компаний будут закрыты до конца разбирательств, Масюковичу будет предложено сотрудничество в обмен на свободу, и он добровольно – подчеркиваю: добровольно – покажет все свои счета за рубежом, заплатит штрафы и налоги и, быть может, тем самым избежит ареста. Нина тоже будет наказана – за незаконное владение счетами в иностранных банках ее привлекут к административной ответственности. Пожалуй, это и все… – задумчиво произнес Виталий Константинович, поднимая чашечку с уже остывающим кофе.

– Вы ничего не сказали о Марго.

– О ком? – Лицо адвоката вытянулось, а выражение глаз красноречиво дополнило удивление.

– Простите, я имел в виду дочь Виктора – Ангелину.

– Дочь! А что – дочь? Юридически она под ответственность не попадает, но в связи с арестом мужа и последующим судом может лишиться квартиры, которую они сейчас совместно занимают. Статья-то у ее благоверного с конфискацией имущества, а это – очень серьезно, и поверьте мне – очень болезненно. Государство своего никому не отдаст и ничего не простит, а это значит, что девочка легко может оказаться опять в своем старом родительском доме. – Адвокат вздохнул и, посмотрев на часы, добавил: – Хотя, я не знаю нюансов об их собственности, и потому мои последние слова могут быть только предположением. Но из личного опыта могу сказать: семьи, особенно молодые, легко распадаются, когда муж попадает за решетку. Декабристки умерли в Сибири, а их родственницы до нас не доехали – простите меня за патетику и каламбур. Кстати, мне пора уходить. Еще есть дела и другие клиенты.

– Да, конечно. – Михаил поднялся и протянул для прощания руку. – Всего вам доброго!

– До свидания! Если что – я на телефоне. – Адвокат пошел к выходу, а придавленный тяжелыми мыслями, живущими в напряженном сознании, Михаил упал на стул.

– Черт-черт-черт! – произнес он шепотом, оглядываясь по сторонам. – Адвокату нужна известность, журналисту – скандал, комитету – разоблачение жирующего коммерсанта, а мне нужна кровь?.. – Он почесал затылок и тяжело вздохнул; утреннее настроение и ощущение скорой победы сменилось неуверенностью и смутной тревогой.

Оставив на столе деньги, Михаил вышел из кафе и прошел через красивые ворота в парк, пытаясь найти укромное место для своих громких рассуждений.

– Так, – произнес он, уйдя вверх по дорожке, подальше от гуляющих людей, – и что мы тут нагородили… КГБ, Прокуратура, Указы президента – похоже, моя миссия превращается в работу чиновника государственного аппарата, занимающегося борьбой с коррупцией и экономическими преступлениями. Но если адвокат прав, – а, наверное, так оно и есть, Масюкович легко закроет все вопросы и уголовные дела в Бресте, и мы с нашими жалобами опять окажемся в столичных кабинетах и, соответственно, избежать глобальности и публичности не удастся все равно. М-да… нужно звонить шефу! – Михаил достал телефон и набрал номер московского генерала. – Николай Иванович, день добрый! Требуется консультация по очень простому вопросу: быть или не быть.

– Все шутишь, Миша! – ответил генерал и жестом руки попросил присутствующего у него в кабинете работника выйти.

– А что мне теперь остается?.. Местные правоохранительные структуры на полставки меня не возьмут, а работать бесплатно, – пусть даже и за отчизну, меня отучили платежные поручения в почтовом ящике, платные школы и врачи.

– Миша, ты – не единственный, кто в белорусских болотах увяз. Может, если не катит, вернешься домой, а деньги мои на другом деле отработаешь?..

– Иваныч! Я же еще ни одного дела не провалил! Да и тут все на мази – документы, компромат, все по высшему разряду. Может, мне, как в «Золотом теленке», отправить Масюковичу папочку с голубой ленточкой в обмен на компанию?..

– Миш, ты давай посерьезнее! Продолжаешь дело? Хорошо, я жду результатов. Хочешь моего совета по поводу шума в столице, который ты сейчас поднимешь?

– Да.

– Не будет тебе совета! Сам батенька – сам и решай, когда тебе детей заводить.

– Иваныч! Ну, хотя бы полслова, намек какой дай!

– Намек, говоришь… Ладно, голубая ленточка мне нравиться больше, только вызови Масюковича в Минск, на его территории не работай. И Алексей тебя в случае чего подстрахует…

– Ну, вот же, мой генерал! Ведь есть еще порох в пороховницах!

– Майор, соблюдайте субординацию в эфире, что за панибратство!

– Слушаюсь! – Михаил выпрямил спину и щелкнул каблуками, настроение работать над темой возвращалось к нему новой энергией.

– Ладно, Михаил, действуй! Я отключаюсь, а то у меня люди в приемной сидят… Будь здоров!

– Спасибо, Николай Иванович! Берегите себя и не болейте. До свидания!

Михаил посмотрел по сторонам, его разговора никто не услышал.

Холод, проникнув под легкую одежду, заставил его пойти быстрым шагом, и вскоре мужчина оказался в своей арендованной квартире.

Марго ехала по улице и не знала, что ей делать. Утром она снова подъезжала к его дому, но машины на парковке и света в окнах не было. Война, которую она сама разожгла в себе, замирала и отступала, как только она начинала тосковать, вспоминая те дни, когда они были так близки.

Сейчас пасмурное небо и ее любимая и уже такая далекая музыка восьмидесятых, вырываясь из динамиков машины, выдавливали из ее души печаль, и слезы.

Неожиданно для себя самой она резко повернула руль и направила машину на парковку.

Остановившись, Марго выключила музыку и тихо произнесла:

– Сволочь ты моя сладкая. Уехал, оставил меня… – Женщина закрыла лицо ладонями и заплакала. Плечи ее сжались и слегка задрожали. Сопротивляться своим чувствам Марго больше уже не могла, и поэтому, давая волю эмоциям, зарыдала, разрешая душе стонать и всхлипывать.

Настойчивый звонок телефона, лежащего на панели машины, заставил ее убрать руки от лица и взглянуть на дисплей. Звонил отец и, судя по кривой красной стрелке, обозначающей пропущенные звонки, уже давно.

– Да, пап, – сказала Марго как можно спокойнее, стараясь голосом не выдать своего состояния.

– Где ты мотаешься, ребенок? Есть срочное дело! Мне звонил начальник милиции. Говорит, твой ювелир телегу на меня накатал и в МВД подал. Давай, заканчивай круги по магазинам нарезать и рули прямо к маме. Поняла?

– Еду! – тихо произнесла Марго и отключила телефон. Силы покинули ее, слезы поглотили последние эмоции, желание спрятаться, убежать от надвигающихся проблем было сильнее всего остального. Она вытерла салфеткой лицо, посмотрела на себя в зеркало, машинально отметив хорошее качество французской косметики, и поехала к дому матери. Война с Михаилом набирала обороты и она, как главное действующее лицо, уже не могла себе позволить оставаться в стороне.

– Ну, и что это вы тут заседаете? – сказала она через десять минут, открывая входную дверь матери своим ключом.

Легкая припухлость и покраснение вокруг глаз не осталась без внимания Нины, и вместо приветствия та начала разговор со встречного вопроса:

– Марго, что с твоим лицом? Ты плакала?

Виктор поднял глаза и, в ожидании ответа, стал внимательно всматриваться в лицо дочери.

Марго, уже, было, собравшись как-то отшутиться, набрала воздух в легкие и… почувствовав новый приступ обиды и подступивших слез, и молча махнув рукой, побежала в туалетную комнату.

Нина и Виктор переглянулись.

– Она его любит! – заговорила Нина первой.

– Что?!

– Что слышал!! Устроили сражение! А Миша тоже хорош – заявления в милицию написал!

– Подожди, не тараторь! Ты хочешь сказать, что Марго плачет из-за того, что она влюблена? – Испуг и растерянность полностью владели лицом Виктора.

– Влюблена! Да она его любит, как кошка! Жить без него не может! А вот характером вся в тебя – злая, мстительная, вот и мучается. Я давно знаю об их отношениях, они даже дома у меня несколько раз ночевали. И вообще – это я им постоянно помогала и алиби создавала!

Виктор втянул голову в плечи и, словно сдувшись, стал очень маленьким. Он вспомнил, как совсем недавно она уверенно и непреклонно хотела его ареста и наказания, твердость ее фраз теперь говорила ему единственно о глубине ее чувств и огромной боли, живущей в сердце его любимой дочери.

Когда Марго вернулась на кухню, то услышала только тишину. Родители сидели, опустив головы, и не смотря друг на друга, ковыряли вилкой остывшие котлеты.

– Ну, а вы-то что расстроились? – сказала она, опускаясь на стул. – Мам, положи мне тоже чего-нибудь поесть! И давайте выпьем вина, а то как-то по сухому не идет…

– По сухому? – оживился отец. – Ты свое лицо-то видела? Тут реки воды вокруг, а ты говоришь – по сухому!

Нина поднялась, поставила перед Марго прибор и тарелку, разлила по фужерам вино и, дотронувшись до плеча дочери, произнесла:

– Может, вы тут и самые умные да опытные, а я монашка непутевая… только, вот что я вам скажу: Михаил – человек не обычный и не простой, – это сразу видно. Воевать с ним нельзя – не в нашу пользу будет. Поэтому, давай, отец, разруливай все обратно – верните ему деньги за компанию, а ты, Марго, украшения ему отдай, и пусть он подобру-поздорову едет обратно в свою Москву.

– Я согласна! – неожиданно быстро выговорила Марго.

– А я – нет! У нас все чисто, да и в бизнесе никто так не поступает. – Виктор посмотрел на женщин и добавил: – Если вы такие правильные, да хорошие, вот сами ему все и возвращайте!

– Давайте выпьем, не спорьте! – Марго чокнулась с родителями и медленными глотками выпила все до дна. Холодная прохлада вина приятно остудила горло.

– А потом, – продолжил Виктор, – вы что, забыли – он написал заявление в милицию и обвиняет нас в мошенничестве…

– А меня, – перебила его Марго, – в непорядочности, и даже в измене. И он прав… Он всегда и везде платил за нас, мы принимали от него подарки и ювелирные украшения, ты, папа, продал ему компанию, а потом вместе с Вовой подделал поручение о ее продаже… Я уже и не говорю о том, как мы натравили на него наших местных оперов! Человек живет тут один, в чужом городе, вдали от родственников и друзей, а мы его обираем и обманываем.

– Так, все, хватит! Что за картинки вы тут мне рисуете?! Его, Михаила вашего, никто не заставлял вас таким вниманием баловать! Деньги он везде добровольно платил, кольца, серьги своей рукой отдавал, так что не нужно тут песен петь! Ишь, кумушки!! – Виктор потянулся, взял бутылку и снова всем налил. – А ревешь-то ты чего? – обратился он к дочери, меняя интонацию голоса на ласково-внимательную.

Марго посмотрела на отца, потом перевела взгляд на мать и тихо произнесла:

– Не знаю, пап, день сегодня какой-то тяжелый… С утра как плитой придавило, себя жалко, его жалко, вас… – Она замолчала, слезы снова наполнили ее глаза.

– Ладно, ладно! – Подскочил к ней Виктор. – Только не расстраивайся ты так! Все будет хорошо…

Неожиданно резкий звонок заставил всех вздрогнуть и переглянуться. Нина быстро поднялась и пошла открывать входную дверь. На пороге стоял невысокого роста человек с невыразительной внешностью и в такой же незаметной одежде.

– Масюкович Нина Николаевна?

В знак согласия Нина молча кивнула головой.

– Распишитесь вот тут! – Мужчина протянул листочек и указал место, где его следовало подписать. – Это – повестка к следователю городского отделения КГБ, явка обязательна.

Мужчина бесцеремонно обогнул стоящую в дверях Нину и, заглядывая на кухню, произнес:

– А вы, случайно, не Виктор Васильевич?..

– Да, – растерянно и еле слышно прошептал Виктор.

– Отлично! Я так и подумал, что могу вас тут застать. Получите повестку и распишитесь.

Когда мужчина вышел, все еще какое-то время оставались в своих позах и на прежних местах, словно застыв.

– Ну, и что? – наконец зло и жестко произнес Виктор, первым придя в себя после ступора, вызванного визитом незнакомца. – Хороший! – Скривил он гримасу брезгливости. – Да просто ангел! Один тут, бедный, среди волков живет, мучается и страдает очень. Черт его побери!!!