Вершители Эпох

Звук разрывающихся пуль ворвался в комнату настолько резко, что заложило уши, Вайесс закрыла глаза и обхватила руками голову, стараясь хоть как-то отгородиться, спастись от непрекращающейся стрельбы. Они рикошетили, свистя и постанывая, разбивали остатки окон, ломали некрепко соединённую кирпичную кладку и выбивали яркие жёлтые искры. Вайесс не помнила, сколько это продолжалось — час, полчаса, пять минут — но всё это время показалось ей вечностью, и только когда чёрный песок отделил два дома друг от друга, пулемёт замолк, выплюнув наугад последние несколько очередей, а она через силу заставила себя открыть затёкшие от страха глаза. Двое были мертвы — тела их были разворочены непрекращающимся огнём, теперь они казались просто грудой мяса. Где-то в стороне лежал Корас. Рядом с ним суетилась Макри, наскоро перевязывая раны, ей помогали остальные, подавая нужные лекарства и шприцы. Она плакала. Корас был жив, но раны были тяжёлые, вокруг было много крови. Он часто и тяжело дышал, иногда кричал, когда Макри ставила очередную повязку. Самое страшное, что спасать его приходилось в кромешной темноте: на свет могли начать стрельбу, и нужно было закрывать своими телами от песка, который могло занести в раны, и тогда началась бы инфекция. Вайесс вдруг захотелось заплакать, бросить это всё, броситься вниз, скинув на пути автомат и броню, убрать этот груз отчаяния, злости и ответственности за жизнь других. Она ненавидела себя, ненавидела всем сердцем за то, что решилась на вступление в Волонтёры, ненавидела этих людей, заставлявших её сражаться, ненавидела весь мир, заставлявший её сражаться, ненавидела командира, теперь бросавшего их на произвол судьбы, так же, как они бросили ребят из соседнего здания. Это было нечестно, неправильно, не так, как она хочет. Но была ещё Макри, а Макри не справится одна, поэтому она должна помочь ей, собраться, а потом делать что хочет. Что плохого в том, чтобы не бороться, что плохого в том, чтобы быть счастливой просто так? Почему она должна страдать, раз она не хочет? Неужели ей не могут помочь, направить, зачем её заставляют всё делать самой? Ни Вселенная, ни кто другой не давали ответы на эти вопросы.

Но теперь, когда осталось всего девятеро, план становился куда проще и усложнялся только раненым Полярником. В буре все устройства откажут, и неизвестно, когда они восстановятся, а Корас — единственный, кто мог бы вывести отряд куда нужно без электроники. С другой стороны, откажут и устройства наведения у врага, если таковые есть, что играет им на руку.

Верёвка оказалась на удивление прочной, и они спускались по двое, надев перчатки, чтобы не стереть руки, даже не подсвечивая себе фонариками. Шторм бушевал всё сильнее, завывания его становились всё яростнее и громче, но он, враждебный, злой, всё же помогал скрывать передвижение волонтёров, заглушая их движения своим рёвом. Им повезло спуститься прямо на первый этаж и встретить только двух охранников на выходе; наверняка их было гораздо больше, но в такой темноте они не могли прийти на помощь. Первая двойка без проблем разобралась с застигнутой врасплох охраной и подала знак остальным спускаться. Предпоследним опустили Кораса, привязав импровизированные носилки из досок и белья к двум верёвкам, за ним спустился Бен, прикрывая отход.

Теперь они шли кучкой, хоть немного прикрывая раненого от песка, надеясь и молясь не встретить никого на пути из города и шагая настолько тихо, насколько они были способны. Буря била песком прямо в стёкла шлемов, мешая обзору, поэтому они несколько раз бились об стены и столбы, каждый раз зажмуривая глаза и надеясь, что никто не услышит, и каждый раз фортуна оказывалась на их стороне. Макри шла впереди, вздрагивая от каждого шороха и шарахаясь в сторону от всего, на что падал её взгляд. Макри боялась всю жизнь. В детстве её за это много дразнили, когда она подросла, уже били. А она никогда не давала сдачи — просто не могла, не хватало сил. Однажды она решилась рассказать родителям. Мам сказала, мол, ты же девочка, это нормально, что ты слабая. А отец дал ей сильную пощёчину и сказал: «Если хочешь драться — дерись». Потом они много ругались, а Макри плакала, то ли от того, что семья ссорится, то ли от того, что слова эти и пощёчина — всё было правильным. Но сдачи она так и не даст, а через год, на свой восемнадцатый день рождения, пойдёт в Волонтёры со слезами матери и крепким рукопожатием отца — пойдёт в надежде доказать самой себе, что она чего-то стоит.

— Стой! Не стреляй!

В тот момент Вайесс первая заметила стоящего впереди человека, но нервы Макри окончательно сдали, и она выстрелила, прежде чем кто-нибудь успел ей помешать и прежде, чем крик донёсся до её ушей. Она сразу же упала на колени, как будто попали сейчас в неё, а не в отступника. Шлем пришлось оттирать от резко накатившей рвоты, а она никак не могла прийти в себя.

— Идём, быстро! — кричала Вайесс, удивившись нахлынувшей злости. Теперь их услышали, за ними пошлют людей, им не сбежать.