Вертер Ниланд

Дети, которых она привела с собой — девочки примерно семи и восьми лет, державшие себя очень спокойно и прилично, — уселись с книжками и парой игрушек в уголке на полу. Они принесли с собой кусок сорванной на землю не то ветром, не то озорниками бумажной гирлянды, повешенной к празднику коронации[20], и в немом восхищении перебирали ее. Керр, шинкуя овощи, принялся малопонятно и раздраженно распространяться на тему разбазаривания средств, каковым, по его мнению, являлись праздники коронации: масса выброшенных на ветер денег, которые можно было с такой пользой пустить на различные социальные нужды.

«Нищий и злющий — не выйдет из тебя толку, парень», — подумал я. Почему его рукописи были отвергнуты, я понимал прекрасно, — возможно, в них имелись бунтарские тенденции, направленные против установленного Господом порядка.

Ворчание его я комментировать не стал. Джипси, хлопоча у плиты с варевом и печевом, принялась тихонько напевать. В сущности, она была миловидная, но преждевременно располнела — подозреваю, что из-за чересчур скудной диеты. «Они что, все вместе в этой постели спят?» — подивился я, поскольку широкая, застеленная лохмотьями железная кровать в комнате, выходившей окнами на улицу, была единственным спальным местом, которое я тут заметил.

Когда Джипси принялась расспрашивать меня о делах, я выложил ей обе мои проблемы. Керр помрачнел еще пуще прежнего и опять что-то забормотал, но Джипси оставалась спокойна.

— Пенрод вроде собирался вечерком зайти, нет? — сказала она, задумчиво покачивая головой. — Эта его работенка, может, она Джеральду сгодится?

— Нету у Пенрода для других никакой работенки, — хмуро заметил Керр.

— Ну, он же собирался на месяц в Италию, автостопом? — огрызнулась Джипси. Я сделал вывод, что этот самый Пенрод хотел на некоторое время взять на работе отпуск за свой счет, не опасаясь потерять место, и потому искал кого-то, кто бы его на время подменил.

Керр недоверчиво тряхнул головой. Я принялся было объяснять, что, как иностранец, в любом учреждении прежде всего буду зависеть от того, смогу ли раздобыть разрешение на работу. Джипси с улыбкой отмела это сомнение. В отличие от Керра, до трепета серьезно относившегося к властям и закону, она всякое постановление властей считала глупыми, нелепыми выдумками: ну, что на это скажешь, разве только плечами пожмешь.

Керр уныло поинтересовался, сколько мне приходится платить за мою комнатушку, и хмуро покачал головой.

— Если совсем припечет, перебирайся к нам, — сказал он. — Еще на одну постель здесь место всегда найдется.

Джипси поддержала его. «Но как и где все они спят?» — опять спросил я себя.

На лестнице раздался шум.

— Это Пенрод! — воскликнула старшая девочка. В кухню вошел высокий, атлетически сложенный человек лет двадцати пяти. У него была копна темных, длинноватых и нечасто мытых волос, и внушительная борода. Одежда его на первый взгляд производила впечатление засаленного рабочего комбинезона, но при ближайшем рассмотрении оказалась некогда опрятной, хотя с тех пор обтрепавшейся и разлезающейся пиджачной парой. Он молча, почти до боли, пожал мне руку, заглянул в кастрюли на плите и, одобрительно кивнув, уселся на один из ящиков. Затем издал ряд скрипящих и свистящих звуков. Сначала я подумал, что он собирается пропеть или промурлыкать песенку, но не мог ухватить мелодию, однако истина заключалась в том, что он пытался говорить — я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так заикался. Он наловчился ограничиваться очень короткими фразами, так что всякий раз, когда после долгих и мучительных потуг ему удавалось разродиться, взрывная волна уносила его прямо в конец сообщения. Керр и Джипси облегчали беседу тем, что в нужный момент подхватывали разговор, дополняя те скудные сведения, которые он таким манером сообщал. Он был из тех, кого я позднее, повстречавшись с бо́льшим количеством представителей этой же группы, назову ночным легионом: работал по ночам в багажном депо Юстон-Стейшн и спал днем. Ничто в нем не давало повода заподозрить, что он пишет, рисует или имеет в этой сфере какие-либо амбиции.

Джипси без промедлений выдвинула меня в качестве его временного заместителя на рабочем месте. Пенрод воздел руку, зафыркал и запищал с громадной силой, после чего разразился громким воплем восторга.

Мы сели за стол. Еда не облегчила Пенроду разговор, но благодаря тактичным дополнениям Джипси, вставляемым в нужные моменты, он сумел сообщить, что ему наверняка удастся устроить меня на свое место в депо, на четыре недели. На мое замечание о том, что я не англичанин, он тоже пожал плечами. «Кому-какое-дело», — выдал он вдруг без сбоев, на одном дыхании, так сноровисто, что Джипси глянула на него с восхищением.

Детям пора было спать, и теперь Керр показал, где — если заставит нужда — я смогу найти себе постель: оказалось, что у них имелась еще одна комната, которая, как и кухня, находилась в задней части дома. Комната была наполовину забита наваленной как попало мебелью, которую оставила после себя владевшая ею неизвестная особа.