Вертер Ниланд

— Да, это здесь, — ответила сестра Магнуссен. Она чуть пошире открыла дверь и взяла сверток. Действительно, на нем было написано: «Мед. сест. Магуссен», и написано было небрежно, словно в большой спешке, с запинками в строчках — наверняка там, где писавший сражался со складками оберточной бумаги.

— Я бы на твоем месте впустил Санта Клауса в дом, девочка, — сказал человек протяжным, глубоким, но все еще сиплым голосом.

И впрямь, подумала теперь сестра Магнуссен, ее сдержанность по отношению к посыльному выглядела не вполне вежливо. Она распахнула дверь и впустила Санта Клауса. Следуя за ним по коридору в комнату, она вдруг осознала, что человек этот ей не знаком. Кто же тогда его послал? Внезапно в голову ей пришла ужасная мысль, от которой чуть не перехватило дыхание. А что, если он был направлен к ней каким-нибудь сообществом или организацией, в которую переслали ее имя и адрес, упомянув, что она совершенно одинока? О такого рода акциях не раз сообщали по радио: где можно записаться в благодетели бессемейного или больного; что можно сделать, если хочешь немножко скрасить рождественский вечер одинокому человеку. Все верно, у нее не осталось никаких родственников, но, по сути дела, об этом никто не знал. Нет, и прежде всего — никому, кто был знаком с ее характером, такое бы в голову не пришло. Разве что в шутку?..

Теперь они были в комнате. Санта Клаус оглядывался очень внимательно — как показалось сестре Магнуссен, даже несколько нескромно. Присесть он не пожелал.

— Ладно уж, не стану спрашивать, хорошо ли ты себя вела в этом году, — произнес он все тем же сиплым голосом. — Кстати, и подарок ты уже получила. Я бы на твоем месте его скорехонько развернул. — При этом он запрокинул голову, словно чутко прислушивался к звукам в доме. Сестре Магнуссен показалось, что у него какие-то странные глаза.

Она принялась снимать обертку с подарка. И правда, там оказалась продолговатая картонная коробочка.

— Такой тихий вечер, — произнес Санта Клаус, подходя к окну и пристально вглядываясь в оба конца улицы.

Сестра Магнуссен подняла голову. Действительно, в глазах посетителя таилось что-то странное, выжидающее, или — более того — молчаливое и холодное, как у животного. Возможно, его глаза были схожи с глазами того северного оленя из рекламы шерстяных одеял или одного из прирученных зверей, изображения которых она незадолго до того видела в журнале? Все так необычно, так невероятно, — вдруг осознала она. Как она ни напрягалась, ей не удалось вспомнить слова, которыми она обменялась с посетителем, перед тем как впустить его. Машинально она распаковала сверток до конца и вынула коробочку. Санта Клаус отошел от окна и встал рядом с ней. Сестра Магнуссен раскрыла коробочку. Та была неглубока и содержала в себе нечто матовое, бежевое, полностью прикрывавшее дно. Она ухватила и вытянула из коробочки нейлоновый чулок.

— Ах… — сказала она и пощупала, нет ли на дне бумажки или картонки, скрывающей второй чулок, — но там было пусто. — Я… я не вижу второго, — запинаясь, проговорила она, — где он?

Санта Клаус подошел к ней вплотную.

— Может, ошибка вышла? — сказал он. Сестра Магнуссен, по той или иной причине, которой она не могла постичь, почувствовала, что никакой ошибки тут не было. Стало быть, шутка, неудачная шутка… — подумала она. Нет, это было что-то совсем другое — неизвестное, жуткое. Как могло получиться, что факт отсутствия второго чулка означал что-то страшное, что-то настолько печальное, что ни ей самой, ни всему подлунному миру никогда не удастся это понять и пережить?..

— Я не вижу второго… — повторила она, но голос ее звучал так, словно говорил кто-то другой.

— Ну, — сказал Санта Клаус, — в настоящий момент это не так уж важно. — Взяв из ее рук чулок, он с чутким интересом принялся рассматривать его, словно женщина, пытающаяся определить цвет ткани у дверей магазина, при свете дня. Он провел чулком вдоль края рукава по тыльной стороне ладони. — В первую очередь, важно, — сказал он, не глядя на нее, — подходит ли он к цвету твоего лица. — Он поднес чулок к ее щеке.

Теперь всё было исполнено той самой жуткой, невыразимой тоски. Сестра Магнуссен по-прежнему не понимала, что это такое. Ей хотелось плакать, но отчего?.. Она все еще не понимала, даже тогда, когда быстрым движением посетитель очутился за ее спиной, и что-то, слегка коснувшись кожи, сверху вниз скользнуло по ее лицу. Она не заплакала, нет: страшный кашель одолел ее. Она успела увидеть, как комната распадается на темнеющие, разлетающиеся во все стороны части. После этого все сделалось черным, и больше она уже ничего не видела.

Кровь

— Аллен! — вновь раскатился по амбару резкий, сиплый мужской голос. Ответа не было, но откуда-то из груды прессованного сена послышался краткий шорох. Мужчина сощурился и на несколько секунд застыл, напружиненный, в ожидании, что звук повторится.