Вертер Ниланд

Она была уже внизу. Мальчик смотрел, как маленькие ноги, подрагивая пухленькими розовыми коленками, разминают в кашу сочные еще кусочки. Потом он увидел, как она, скрывшись за углом конюшни, торопливо засеменила к дому.

Некоторое время мальчик сидел неподвижно. Стояла почти полная тишина. Ветерок был слишком слаб, чтобы шелестеть в щелях сарая. Слышалось лишь смутное, словно издалека доносившееся, вялое, бормотливое квохтанье кур.

Сидя на корточках, мальчик наклонился вперед. Вслепую нащупав оба полувывинченных болта, он принялся выкручивать их дальше. Это было вовсе не трудно, и пальцам ничуть не было больно!

Где-то громко и страстно заворковал голубь. Мальчик сунул болты в карман и выпрямился. Гулко хлопнула дверь, но мальчик не шелохнулся, лишь веки его чуть встрепенулись. По гравию прошуршали тяжкие шаги, заглохшие на бетонном полу.

Мужчина, сцепив за спиной руки, остановился под лестницей. Он посмотрел наверх, и в его глазах, цепко ухвативших очертания мальчишеской фигуры, отразилось удивление. Он ловил, но не сумел поймать взгляд мальчика, который тихо, не шевелясь, смотрел прямо перед собой.

Мужчина расцепил руки. В одной у него оказался только что сломленный крепкий прут. Мужчина начал взбираться по лестнице. Мальчик сглотнул, но по-прежнему не двигался. Он встрепенулся лишь тогда, когда голова мужчины поравнялась с верхней планкой лестницы.

Того, что случилось в следующие секунды, никто не смог бы описать в подробностях — настолько быстро это произошло: нога мальчика, словно брошенного вперед разжавшейся пружиной, коснулась подбородка мужчины; лестница со скрипом отошла и стала медленно удаляться от края настила; хрип, вырвавшийся из глотки мужчины, его мгновенный изворот на лестнице и прыжок, кончики пальцев и ногти, оставляющие беспомощные царапины на пыльном полу чердака; глухой удар, раздавшийся внизу и сотрясший стальные подпорки; и наконец, сама лестница, медленно, почти торжественно возвращающаяся на место.

Мальчик присел и вновь завернул болты в пазы. Затем спустился по лестнице, чтобы подобрать прут и оттащить его подальше, за ограду свинарника. Все это время он внимательно следил за тем, чтобы не ступить в темный, уже застывший ручеек, растекшийся по бетону вокруг мужской головы.

Письма

«Похорони и забудь», — сказала Флорри. Всю дорогу в голове Мэнры звучали эти слова старшей сестры, и вот теперь, когда, наконец, электричка подъехала к маленькой станции, она как будто снова услышала их. «Похорони и забудь». Конечно, это были разумные слова — разумные, как и все советы Флорри, и действительно кому-то могли помочь. Мэнра должна распроститься с прежним окружением, убеждала ее Флорри, больше не оставаться там, где всё вновь и вновь будет напоминать ей о прошлом и о том, через что ей пришлось пройти. Ей нужно подыскать другую работу, в другом месте. Не сидеть сложа руки.

Поезд замедлил ход, со скрипом дернулся назад и резко остановился. Тишина испугала Мэнру. Узкий перрон меж двух путей, уставленный цветочными кадками с душистым горошком и горянкой, в свете позднего полудня казался совсем безлюдным.

Мэнра осторожно сошла на желтый гравий, одной рукой, с перекинутой через нее большой черной сумкой, держась за металлический поручень, а другой придерживая от ветра желтое платье, чтобы не запачкать его о пыльные и ржавые двери вагона. Больше багажа у нее с собой не было: чемоданы должны были прибыть на следующий день.

День был облачный: все небо затянула вуалеобразная дымка, и все же свет ослепил Мэнру, так что ей пришлось достать из сумки зеленые линзы и прикрепить их к тяжелым, украшенным перламутром очкам.

Она не любила спрашивать дорогу и потому накрепко затвердила указанные в письме наставления: сначала будет кафе с маленьким парком, потом свернуть направо, по узенькой тропинке напрямик через сосновый бор до белой оштукатуренной фермы, и затем налево, и так до конца.