Шорох послышался из другого места. Мужчина с небрежной безошибочностью хищного зверя мгновенно пересек пространство, отделявшее его от копны сена, бесшумно и ловко перескочил через пару тюков и выволок наружу скорченное мальчишеское тельце. Некоторое время стояла тишина нарушаемая только звуком свистящего, неровного дыхания.
— Ну, и что ты там делал? Дерьмо. Дрянь поганая. Потерял, что ли, чего? — тихо и оттого еще более хрипло проговорил, наконец, голос. Прежде чем последовал ответ, раздались звуки учащающихся ударов.
В скудном свете отчетливо вырисовывалось только лицо ребенка. Оно было бесслезно; хотя изо рта вырывались размеренные, пронзительные стоны в острых, мышиных чертах и глубоких темных глазах читалась лишь терпеливая бдительность.
Мужчина оттолкнул ребенка и со звериной силой пихнул его лицом в стену. Послышался сдавленный визг, заставивший мужчину на мгновение выпустить свою жертву. Кулаки его вновь принялись молотить по детскому тельцу, но, в конце концов, он, похоже выбился из сил, поскольку внезапно прекратил истязание, повернулся и вышел.
Аллен отер с губ капавшую из носу кровь, выхаркнул попавший в рот кровянистый клочок сена и на цыпочках выбрался на улицу, на яркое солнце. Едва выйдя за дверь, он вновь машинально съежился, но внезапно раздавшийся над его головой голос принадлежал теперь другому человеку. Мальчик выпрямился и глянул наверх.
— Аллен, поди сюда. — Высоко над ним, через бортик чердачного настила свесилось цветущее личико, обрамленное золотистыми кудряшками. Аллен непослушно тряхнул головой.
— Ой, да ты весь в крови. Поди-ка! — приказал голосок. Мальчик опять обтер губы и глянул себе на руку. Ступив пару шагов вперед, он приткнулся к лестнице и вжался лицом в прохладную сталь перекладины.
— Тебе же хуже, — проквохтал голосок наверху. — Иди сюда, или я папе что-то скажу.
Мальчик неторопливо взобрался по высокой лестнице и там, наверху, уселся на пол, сорвал с одной из множества натянутых под потолком веревок кусочек сушеного яблока и сунул его в рот.
— Ты чего, это нельзя, — сказала девчушка. — Все про тебя будет сказано.
Мальчик не отвечал. Теперь девочка, в свою очередь, стянула с веревки полдюжины яблочных долек, одну сжевала, а остальные швырнула вниз.
— У гусениц тоже кровь, — сообщила она. — Только зеленая.
Мальчик по-прежнему молчал. Там, где они сидели, высоко вверху, веял легкий ветерок, время от времени подвывавший в щелях крыши и стен.
— Он тебя сразу найдет, — продолжала девочка. — Потому что ты глупый и прятаться не умеешь. Папа говорит: у него в голове пусто, я ему туда сам все должен заколачивать. Он говорит: Аллену что в лоб, что по лбу. Вот что папа говорит.
Мальчик облизнул губы, но не обернулся. Было неясно, дошло ли до него сказанное. Взгляд его был устремлен прямо перед собой.
Сарайчик был гораздо выше конюшни и дома, почти целиком спрятавшегося за его крышей. Перед ними простирались обнесенные булыжниками фруктовые садики, красное, почти пересохшее речное русло и высящиеся за рекой купы деревьев, голубоватые не то от пыли, не то от затопившего деревню тумана, в котором проступали только шпили собора. Домов не было видно совсем — ни кирпичика, ни крыши. И высокие, мощные стены, выраставшие у дороги и огибавшие кладбище, где покоились его родители, оставались недоступными взору, как бы зорко мальчик ни всматривался.
Проглотив пережеванное яблоко, он принялся отколупывать ногтями подсохшую темную корочку вокруг носа.
— Лестницу можно совсем отвинтить, — сказала девочка, часто кивая и мотая кудряшками. Мальчик глянул на нее. Нельзя лестницу отвинтить, она ведь железная! Он покачал головой.
— Да вот же правда! — заливался голосок. — Смотри. — Она опустилась на колени, наклонилась и с натугой принялась отвинчивать болты, которыми крепились к полу брусья лестницы. Когда болты наполовину вышли наружу, она остановилась и снова выпрямилась. Побагровевшее личико было влажно от пота.
— Ладно, пальцы больно, — объявила она, откидываясь назад, к стене из гофрированного железа.
Мальчик лишь коротко цыкнул.
— Ну, чего молчишь? — спросила девочка, закинув руки за голову и еще сильнее откидываясь назад. — Ты чего думаешь, мне вообще отвечать не обязательно?
Мальчик окинул взглядом простертую фигурку, задержавшись на толстых красных лодыжках и кукольных черных туфельках с пуговками. Губы его чуть заметно дрогнули.
— Опять в рот воды набрал? — Голосок, как и прежде, был медленным и протяжным, но теперь в нем отчетливо слышались иные, так хорошо знакомые мальчику нотки. — Нельзя тебе сюда лазить. — Шелестя пышными складками узорчатого ситца, фигурка поднялась на ноги. Мальчик молчал, не отводя взгляда от лестницы и бетонного пола глубоко внизу.
— Я все папе скажу, как ты тут сидишь. И ты яблоки воровал, и он увидит. — Она начала спускаться по лестнице. — И внизу будешь искать, и нечего, — продолжала она, махнув рукой на рассыпанные внизу ломтики. — Я их растопчу все.