Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

– Не уходи, – сказала она. – У меня не получается без тебя жить.

Он застегивал рубашку, заправлял ее в джинсы.

– Ты только не дергайся, Катенька, – сказал он. – Все будет хорошо. Ты же умница. Ты красивая женщина. У тебя квартира, дача, машина. У тебя все еще будет.

Она слушала его внимательно, как собака – хозяина.

– Я не могу без тебя жить, – сказала она потом. – Я без тебя умираю.

Она улыбалась растерянно и виновато, смотрела вопросительно.

– Ой, мать, – он вздохнул, – я из-за тебя в психушку соскочу.

Тогда она сказала:

– Живи, как хочешь. Только не уходи. Тебе девка эта нужна? Пусть будет. Живи с ней. В дом ее приводи. Только не уходи.

– У тебя с головой все в порядке?

С рубашкой Сергей покончил и теперь завязывал шнурки, вольно болтавшиеся на кроссовках.

– Я понимаю, я мешаю тебе, – сказала она и вдруг предложила: – А ты меня убей.

Он обернулся, вздрогнув, и увидел ее смеющиеся глаза.

– Тебе же не привыкать, родной ты мой! – весело напомнила она.

Он ненавидел сейчас эту женщину и боялся ее.

Он шагнул к ней, ухватил пальцами за волосы – и как только голову не отвернул? – и увидел ее взгляд, радостный, властный, высокомерный.

– Ты приходи, – сказала она. – Я тебя ждать буду.

Он и в самом деле мог бы убить ее сейчас. Он понял это и оттолкнул, почти отшвырнул ее от себя.

– Я тебя всегда жду, – сказала она и смотрела так нежно, так преданно, лапушка.

– Ведьма, – сказал он, сатанея от бессилия и злости. Катя улыбнулась ему виновато, развела руками: что, мол, поделаешь, какая есть.

Она неслась не через поселок, а кружным путем, по старой дороге, теперь осиротевшей без машин и людей и потому позволившей Кате выжать из ее скакуна все его лошадиные силы.

Слепящее мелькание вытянутых теней. Задержанное на вдохе дыхание. Холодок в – Соня сказала бы – грудной полости.

В замшелом сумраке полудетской памяти скользнуло что-то библейско-былинно-мифологическое, о каких-то врагах, хазарах-халдеях, что ли, которые сами – суд и власть и нет над ними закона, и кони их прытче вечерних волков. Вот это – о вечерних волках – особенно запомнилось, видимо, изумив магнетической дикостью словосочетания. Катя, вспомнив, подумала о себе в поэтическом злобном упоении скоростью – я тоже вечерняя волчица (ах, ах, какое самомнение, деточка!), но она думала – и плевала я на всех вас, и будьте вы все прокляты; она думала – я тоже сама суд и власть, – и это было уже опасно.

На приятно-основательном старом диване в «Митенькином кабинете» под стоны и взвизги пружин энергично совокуплялись полуодетые Соня и Сергей.

– Уедем, уедем, – бормотал он, тыкаясь лицом в ее пушистые волосы, в ее душистую шею. – Уедем давай. Спрячемся где-нибудь.

– В мужья просишься, детка? А на фиг ты мне сдался? – Она улыбалась польщенно.

– Ну и сучка же ты, – беззлобно сообщил он.

– От кобеля слышу, – бойко отозвалась она.

Пауза прервала диалог влюбленных по естественным физиологическим причинам.

После чего Сергей отвалился к стене, а Соня одернула юбку.

– Вот бы Катька твоя пришла! – мечтательно ужаснулась она. – Ой, что тогда будет!

– Ничего не будет. Она разрешила.

– Иди ты! – изумилась девушка. – Ну баба у тебя! Класс!

– Катю не тронь, – предупредил Сергей.

Ревность легкой тенью неприятно исказила хорошенькое Сонино личико.

– Всю юбку помял, сволочь. А чего это – «не тронь»?

Не ответил.

Соня приподнялась на локте, целовала его закрытые глаза, поглаживая ласковой лапкой его влажную грудь.

– Слушай, расскажи, как ты мужика-то ее прикончил?

Сергей открыл глаза.

– Ну расскажи, – канючила она.

– Ты что, совсем, что ли?

– Ну как, как ты его? Топором, да? Нет? А как? Задушил? Да? – Она навалилась вдруг на Сергея, смеясь, схватила руками за горло. – Жалко, что ли, рассказать? У, жадина-говядина!

И тут Сергей выдал ей хор-рошую оплеуху, пришедшуюся по розовой щечке. Ну не хватило у него чувства юмора, что поделаешь, бывает. Зато у Сони хватило.

– Ах ты дрянь! – захохотала она, садясь.

Растрепанные бронзовые волосы, золоченый кооперативный крестик, вскочивший с груди на загорелое плечо, смазанная тушь на веках.

Сергей опрокинул Соню, подмял ее под себя.

– Убивают, – лукаво хихикнула снизу Соня.

Он зажал ее рот своим.

На площади перед загородным рестораном был базар. Катя уже купила яблоки, помидоры и еще кой-чего, не произраставшее в саду ее дома, когда заметила тех двоих.

Соня и Сергей не столько покупали, сколько приценивались, болтали с торговками, рассматривали ужас до чего трогательных котят в картонных ящиках и ярких попугайчиков, развлекались, меряя меховые шапки.