Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

Лиза наконец приблизилась, беззвучно шевеля губами, силясь произнести что-то. И тут Павел увидел, что рукав гимнастерки ниже локтя залит кровью. Сквозь разорванную ткань из длинного пореза на руке хлестала кровь.

– Чепуха, – сказал он, бледнея. – Царапина.

– Чего дрожишь? – рыжий толкнул Лизу в локоть. – Ты же медик.

– Сейчас, сейчас… – трясущимися губами бормотала она. – Бинт?..

Рыжий подмигнул Павлу.

– Ты, случайно, лейтенант, аптеку с собой не носишь? Эх ты! – Большой своей веснушчатой рукой он погладил Лизу по голове. – Не дрейфь! Заживет до свадьбы. На вот тебе платок…

Лиза, слизывая языком слезы, стала накладывать жгут.

– Чепуха, – снова повторил Павел и улыбнулся рыжему: – Спасибо, земляк.

– Мне за что?.. Это она… Всю дорогу бежать заставила… Как мы вовремя, а?!

Павел все еще сжимал стамеску со своей кровью на лезвии. Рыжий взял ее, повертел в руках и зашвырнул на крыши сараев.

– У, тварь! – Носком ботинка он легко ткнул дружка Михаила в бок. Тот сидел на земле и подвывал, держась за раздавленную руку. – Пошли, дома перевяжем… Делать здесь больше нечего…

Они прошли мимо парнишки, так и не двинувшегося с места за все время драки. Тот опустил голову, Павел было остановился, хотел что-то сказать, но только поморщился и прошел мимо.

У колонки он обмыл руку вместе с рукавом – порез оказался неглубоким. Спросил рыжего:

– Как тебя зовут?

– Григорий.

– Плохо бы мне пришлось без тебя…

– Забудь, земляки все же… А за Лизу не беспокойся. Мы ее в обиду не дадим.

На несколько минут угловая комната на первом этаже общежития превратилась в лазарет. Подруги с удовольствием возились над лейтенантом – обработали и продезинфицировали рану, крепко перевязали ее, заставили съесть какие-то таблетки. Выстиранная гимнастерка уже сушилась над подоконником.

Ощущение было такое, словно оба вернулись из боя. Даже рыжий Григорий осмелел, уже не мялся на пороге, а сидел в красном углу на табурете. Тамара еще покрикивала на него, заставляла то что-нибудь принести, то подать, но делала это мягко, поощрительно. И добрый тихий Григорий с улыбкой принес кипятку, сбегал в аптеку и снова садился на табурет, остро завидуя лейтенанту, над которым кружили четыре пары женских рук.

– Завидуешь? – смеялся Павел.

– Надо отпраздновать эту битву при Полтаве, – предложила Тамара, и Григорий тут же унесся в магазин.

Павел сидел в белой гражданской рубахе, блаженствовал. Только сейчас заметил он фотографию над кроватью – пухлая девочка лежала на спине и тянулась вверх ручонками.

– Твоя? – спросил он Лизу. – Как назвали?

– Альвита. Аля…

– Альвита? Странное имя…

– По именам мам. У нее ведь еще три, кроме меня, – Александра, Венера, Тамара.

– Молодцы, – похвалил Павел. – Умно придумали, девочка у вас славная…

– Ну дак, – хмыкнула Тамара. – А мамы какие!

– Ты взял билет, Паша? – спросила Лиза.

Он кивнул.

– На завтра? На вечер?..

Тут появился Григорий с портвейном.

– Эх, гулять так гулять! – сказала Тамара, потирая руки. – Идемте со мной, Павел Иванович! Поможете патефон принести…

– Боже мой! – шептала она ночью. – Остался день, всего только день…

Павел приподнялся на локте.

– Знаешь, Лиза…

Она что-то почувствовала в его голосе, встрепенулась.

– Ну… Говори…

– Ничего, так… Я люблю тебя. Спи. Уже светает. Завтра встанем пораньше.

– Так бы взяла и приросла к тебе. Что бы стал делать, а?.. Ты сейчас заснешь и уйдешь от меня. Я обниму тебя… Вот так… Не тяжело? Видишь, моя голова прямо над твоим сердцем. Это чтобы ты все время чувствовал меня. И чтобы никто другой не смел тебе присниться… Теперь засыпай, ты устал. А я буду лежать и думать о нас с тобой. Мы будем хорошо жить. У меня знаешь какой характер – со мной невозможно поссориться. И Альку ты полюбишь, ты добрый… А за это я рожу тебе мальчика. О, какого я произведу на свет малыша! Пал Палыча, ладно? Пусть он тоже будет Павел? Ты спишь? Только бы не было войны! Неужели она все-таки случится? Они же там совсем рядом с тобой, за речкой… Какие они?

– Обыкновенные. Спи! – Павел прижал ее голову к себе, зарылся в волосы. – Молодые здоровые парни с автоматами…

– Ну да… Они ведь тоже люди. И у них есть девушки там, в Германии. Зачем они полезут к нам, что мы у них отняли?..

– Не думай об этом. Мы будем жить сто лет…

– Ты любил кого-нибудь?

– Не так, как тебя. Мне нравились некоторые девушки. Тянуло к ним иногда. Но проходило время, и я их забывал…

– А меня? – испугалась она. – Меня ты не сможешь забыть?

– С тобой – другое. Ты все перевернула во мне, переставила по-своему. Я сел на пароход одним, а сошел совсем другим человеком…

…Они не знали, что война уже шла. Пока еще тайная, вероломная, исподтишка и поэтому еще более страшная.

В эту ночь на одной из проселочных дорог приграничной полосы «красноармейский патруль» остановил штабную машину. Седой полковник, ворча, полез за документами и тут же был убит наповал двумя выстрелами в упор. Пули сразили его шофера и адъютанта – такого же, как наш герой, молодого старшего лейтенанта. Напавшие сели а машину и уехали…

Работала рация в лесу. Радист, торопясь, выбивал на ключе шифр…