Вес чернил

– С вашей стороны, конечно, это так, особенно когда отталкиваешь других от стола. Вы что, провели летний отпуск в Израиле? Или раз в жизни прочитали еврейскую газету, скушали кошерный хот-дог или, – тут инстинкт, словно система теплового наведения ракеты, подтолкнул его к верному выводу, – у вас был бойфрендеврей. Так это не имеет никакого значения! Это отнюдь не означает, что вы имеете исключительные права на еврейскую историю.

Аарон сделал паузу, сглотнул и добавил:

– Вообще!

На щеках Хелен показался едва заметный румянец.

– Вы что, хотите сказать, что я наживаюсь на чужом наследии? – спросила она таким тоном, будто ответ для нее не имел никакого значения.

Аарон понял, что попал в самую точку. Он почувствовал удовлетворение, оттеснившее все остальные эмоции и на время сдержавшее уже подкатывавшую волну сожаления.

– Так что? – спросила Хелен.

– Я пойду, пожалуй.

Он поднял свою сумку с книгами.

– Можно будет завтра все спокойно обсудить.

Он знал, что этого не случится. Он уйдет с гордо поднятой головой. Приведет в порядок дела и скажет Дарси, что больше не работает с профессором Уотт. А потом пойдет дальше – скажет Дарси, что оставляет тему Шекспира. А почему бы и нет? Хватит ли только у него на это духу? Но кто может ему запретить?

Аарон закинул сумку на плечо и представил себе телефонный разговор с Марисой – в своих мечтах он уже убедил ее поговорить с ним, – где расскажет ей о том, с каким шумом бросил свою научную карьеру. Может быть, узнав, что Аарон переродился и стал новым человеком, Мариса предложит ему провести вместе время в Израиле в поисках приключений или поездить по миру. Что, в конце концов, мешает ему выбрать другую, новую жизнь?

Ничего. Кроме одного нюанса: он никогда не хотел иной жизни.

Аарон почувствовал, что его возбуждение достигло апогея, точки равновесия. Впереди, как он догадывался, ждал неизбежный спад.

Неужели Мариса разгадала его суть? Из всех женщин, которые когда-либо были с ним, она одна смогла понять, чего он втайне боится, что Аарону Леви не хватает мужества для реальной жизни. Что он не мыслит себя без похвал, без неуклонного продвижения к степеням и званиям, без соревнования ради некоей высшей цели.

Об этом никто не догадывался, кроме Марисы, которая, раскусив Аарона, решила больше не иметь с ним ничего общего.

И, возможно, еще Хелен. Да, она тоже догадалась.

И вот теперь, когда в его крови стихла адреналиновая буря, когда он стоял перед профессором Хелен Уотт, опустив руки вдоль тела, а сердце все еще продолжало колотиться по инерции, Аарон чувствовал подступающий страх от того, что только что сделал. Он четко и ясно осознавал произошедшее. Высокомерие – та черта его характера, что позволяла ему всегда выходить сухим из воды вследствие проявлений мальчишеского характера, – все-таки сделало свое дело. В его карьере отныне проделана зияющая брешь, залатать которую ему будет не по силам. О его выходке непременно узнает Дарси, и вряд ли ему удастся отстоять Аарона перед начальством. Значит, учебе, возможно, конец. Но что же подталкивало Аарона к такому исходу?

– Вы полагаете, мистер Леви, что если бы у меня действительно был роман с еврейским мужчиной, то я непременно должна смотреть на евреев свысока, как колониалист, о чем так любит рассуждать ваше поколение?

Голубые глаза Хелен сверкнули ледяными кристаллами. Аарон невольно скрестил руки на груди, словно защищаясь от холодного дуновения.

– Да, у меня был роман. Я любила еврея, мистер Леви. И что, по-вашему, это препятствует научной объективности?

Аарон с трудом заставил себя сосредоточиться на ее словах. Для него они не имели никакого смысла, как если бы она сказала, что в молодости была клоуном или цирковым акробатом. Ему хотелось поскорее закончить разговор. Он никак не мог понять, почему речь зашла о таких вещах, и ему было в высшей степени безразлично, кого и когда любила Хелен Уотт, если она вообще способна любить. Он хотел тишины, хотел остаться наедине с собой, чтобы осмыслить произошедшее и попытаться понять, чем это может для него окончиться.

– Ну… жизнь – сложная штука, – сказал он Хелен.

Она не отрываясь смотрела на него.

– Возможно, – неуверенно продолжал Аарон, – если бы он не порвал с вами, то тогда…

Бледной рукой Хелен сжала трость и встала, оказавшись несколько выше ростом, чем привык видеть Аарон.

– А с чего вы, мистер Леви, взяли, что он порвал со мной?

У Аарона возникло ощущение, будто он внезапно проснулся. Услышав последние слова, он понял, что допустил ужасную ошибку. Его затошнило.

– Нет. Я сама оставила его, – произнесла Хелен с особым нажимом.

Аарон прислонился к стене, как будто ожидая, что та раскроется и выпустит его вон из кабинета. Он не хотел спрашивать, почему и когда Хелен ушла от своего возлюбленного и какое это имело значение. Он не хотел этого знать. Но он не мог оторвать взгляда от раскрасневшегося ожившего лица Хелен.