Вес чернил

Аарон начал рассказывать про исписанный документ и стал постепенно приходить в себя. Сбившее его с толку письмо Марисы отошло на второй план… впрочем, он понимал, что это ненадолго. А пока Аарон описывал свою находку, и к нему вернулось то чувство восхищения, которое он испытал в библиотеке. Два текста сливались в гармонии – и это было похоже на произведение искусства. Письмо читалось как стихотворение: четкие строки личного дневника, стоящие отдельно друг от друга, словно острова. Возможно, это были просто мысли женщины семнадцатого века, но что-то в них напоминало зашифрованное послание. Вообще, вся эта коллекция документов намекала на чью-то весьма драматическую историю, но вот заключительная фраза на английском оказалась цитатой из шекспировского «Ричарда II» – Аарон специально проверил в интернете. Что же касается слов о желании, то он, Аарон, лично полагал, что это могла быть отсылка к «Этике» Спинозы, хотя «Этика» впервые была опубликована спустя более десяти лет после ее написания. И тем не менее тот, кто создал этот документ, использовал философский лексикон. Подобного рода рассуждения не позволялись евреям, тем более женщинам.

Аарон закончил свой доклад, но Хелен Уотт молчала. Она смотрела в окно, и ее лицо сделалось похожим на каменную маску, что говорило о крайней сосредоточенности.

Аарон решил переждать ее молчание. Если Хелен сохраняет полнейшее спокойствие, то и ему нечего суетиться.

За его спиной с упрямой медлительностью тикали часы, и Аарон почувствовал, что теряет терпение. Сама тишина разрушала его уверенность в себе. В его сознание ворвались слова Марисы и уже не покидали его. Чем он мог обидеть или разочаровать ее, что она даже не хочет читать его послания? Мысль о Марисе ударила его, словно обухом. Аарон невольно покачал головой, не обращая внимания на пристальный взгляд Хелен.

Который, правда, так ничего и не выражал.

Если мысли о Марисе приводили его в замешательство, то сегодняшняя находка, наоборот, придавала уверенности. Неужели Хелен не понимает, что он обнаружил? Такой дневник был очень редким явлением в еврейских общинах раннего Нового времени. Еще не было еврея Августина, Юлиана Норвичского, Терезы Авильской. Был, правда, Леон из Модены; однако единственным известным дневником, созданным женщиной до восемнадцатого века, были скучнейшие записи Глюкл из Гамельна, содержащие моралистические выкладки и рассуждения о приданом. Разве Хелен невдомек, что у нее в руках? А если в других бумагах найдется еще больше подобных записей – пометок на полях, между строк или, быть может, какой-нибудь более или менее связный отрывок, из которого можно было бы понять, что Алеф имела в виду, говоря о «нечестивых душах»? Тогда это была бы новая Глюкл, только без убогого ее материализма. «Молодая Глюкл, склонная к мелодраме и увлекающаяся философией» – так бы Аарон написал в своей диссертации.

– Это может быть новая Глюкл, – сказал он Хелен.

Та ничего не ответила.

– А в сочетании с информацией из письма Га-Коэна Мендеса о саббатианском кризисе во Флоренции…

Хелен продолжала упорно молчать.

– Флоренция, – резко продолжил Аарон, – до тех пор считалась свободной от саббатианства. Так что наша находка становится еще более важной.

– Правильно. По всем пунктам правильно, – наклонила голову Хелен.

Аарон недоуменно уставился на нее. Хелен смотрела в сторону.

– Это может быть новая Глюкл, – снова начал Аарон, уже не скрывая раздражения, – и у нас еще есть информация о влиянии Шабтая Цви на флорентийскую общину. Любой из этих фактов – уже само по себе важное открытие. А если сразу два…

Все еще глядя в окно, Хелен сказала:

– Завтра с утра проверю перевод с португальского.

Аарон сидел выпрямившись в кресле. Его снова охватило какое-то тягостное ощущение, что-то связанное с Марисой, но что именно, он еще не осознавал. Аарон с трудом сдерживал внутреннюю панику.

– Это все, что вы хотите сказать?

Хелен продолжала смотреть в окно, словно не слыша его. Создавалось впечатление, будто она ждет, когда Аарон выйдет, потому что, как и Мариса, не желает с ним общаться.

– То есть вы не хотите мне верить, пока не проверите мое знание языков?

Ладони его внезапно сделались горячими.

– Так, что ли?

Хелен приподняла бровь, словно заслышала какой-то отдаленный звук.

– Что ж, – продолжал Аарон, – если вы не доверяете мне как ученому, то скажите прямо сейчас.

Хелен недоуменно посмотрела на него, как будто вопрос о доверии раньше не приходил ей в голову.

– Нет, я просто сказала, что проверю перевод, прежде чем мы продолжим работу, – с неожиданной мягкостью произнесла она. – Это просто вопрос научной добросовестности.

«Да, черт возьми, добросовестнее не придумаешь, – подумал Аарон. – Да шла бы ты…»