Вес чернил

Ему уже доводилось видеть подобные рукописи. В тех краях, где бумага была весьма дорогим товаром или ее не хватало, писец просто переворачивал исписанный лист вверх ногами и продолжал писать между строками. Но Аарон еще никогда не видел столь густо исписанного документа. Верхняя часть страницы была заполнена фразами на португальском, но в середине ее появился другой текст, словно проросший между ранее написанных строк, как некий контраргумент, возникающий из неведомых глубин. Страница сразу переполнилась строчками, и португальский язык раввина стал перемежаться с другим посланием. Аарон наклонился ниже. Перевернутый текст был составлен на иврите за исключением одной строки на английском языке. Почерк был знакомый. Явно писал Алеф, однако, то ли от спешки, то ли от излишнего усердия писца, буквы имели сильный наклон. Аарон стал переворачивать следующие страницы так быстро, насколько позволяло их состояние, просматривая каждую строчку и сличая тексты. Португальское и еврейское послания были написаны в противоположных направлениях, их логика сначала шла параллельно, потом стала расходиться, а выводы и вовсе противоречили друг другу.

– Патриция! – позвал Аарон.

В ответ – тишина. То ли не слышит, то ли не хочет слышать, пользуясь своим превосходством.

– Патриция, – повторил он с непривычным смирением.

Та наконец подошла.

– Пожалуйста…

Он беспомощно развел руками: мол, разложите документ.

Патриция удивленно посмотрела на него, но через мгновение поняла. Она вынула из кармана хлопчатобумажные перчатки, разделила страницы и аккуратно положила каждый листок отдельно. Аарон, сжав в пальцах огрызок карандаша, начал расшифровывать еврейский текст. Патриция заглянула ему через плечо и ненадолго замерла, словно загипнотизированная причудливой игрой разных текстов и языков.

Аарон, забыв про истертые пальцы, переписал фразы на иврите, что были на четвертой странице, пытаясь понять смысл написанного. Это была заключительная часть то ли какой-то декларации, то ли исповеди, однако какое отношение эти фразы имели к португальскому тексту, он не мог сказать. Значение фразы на английском тоже было непонятно. Он попросил Патрицию перевернуть лист вверх ногами, чтобы прочитать весь португальский текст; потом Патриция вернула бумагу в исходное положение, чтобы был виден текст на иврите. Аарон перепроверил транскрипцию, кое-что повычеркивал, а куда-то добавил примечания.

Он снова и снова возвращался к шестой – последней – странице португальского письма. Под размашистой подписью раввина и инициалом «Алеф» стояло украшенное завитком слово «fi nis» (конец). Но если бумагу развернуть на сто восемьдесят градусов, то тем же элегантным почерком на иврите написано: «И вот я начинаю».