Весь этот джакч

История создания системы башен темна, фрагментарна и местами сознательно искажена. Вот что Зораху удалось выяснить самостоятельно, когда он сумел проникнуть в недоступный прежде архив в затопленной лаборатории: впервые «верблюжью подкову» вынесли из Долины не за три года до Революции Отцов, как это значилось в официальных документах, а по крайней мере за тридцать лет, — однако никаких отчётов о тех первых опытах не сохранилось; надо полагать, они были достаточно удачные, потому что три предреволюционных года шли даже не исследования, а работы по тиражированию «подков» и управлению системой; первая, опытная, очередь сети башен (числом пятнадцать) охватывала лишь часть столичного региона. Но на что никто не обращал и не обращает внимания — военные действия с применением стратегических средств закончились задолго до начала развёртывания сети, а значит, никакой роли в прекращении войны она не сыграла. Хорошо, допустим, мы знаем — или думаем, что знаем, — что реальные цели развёртывания сети не имели ничего общего с противобаллистической защитой — однако же и вскрывшаяся «гипнотизирующая» функция башен никак не объясняет стратегию их развёртывания: именно в те первые голодные, холодные, с восстаниями и карательными экспедициями годы огромные ресурсы тратились на то, чтобы проникать в разрушенные войной, заражённые радиацией, просто нежилые области страны — где распропагандировать можно было только диких зверей, а двуногие прямоходящие отсутствовали начисто; при этом вполне населенный Горный край обслуживала одна-единственная башня, и немало людей, прежде всего фермеров, но также и солдат, находились всегда или большую часть времени вне воздействия поля. Ни в правительстве, ни в руководстве Департамента это никого не беспокоило. Зорах сам сделал наложение карт плотности населения и плотности сети башен первой, второй и третьей очереди — и обнаружил, что совпадают они не более чем на четверть… Что характерно, никто за такое разбазаривание средств наказан не был, хотя в те годы царили оголтелый аскетизм и экономия всего и на всём, и многие из тогдашних Отцов поплатились местами, а то и головами за, скажем, неудачный запуск в производство нового сельхозавтомобиля или за «личную нескромность в быту» — например, за бассейн во дворе положенной по статусу государственной виллы.

Зорах пришёл к логичному выводу, что архитектура сети башен создавалась по какому-то иному, невыясненному пока принципу.

Он посадил своих немногочисленных подчинённых за сбор любых количественных показателей, сохранившихся с военных и первых послевоенных лет, и в конце концов кто-то из них наткнулся на совместный отчёт департаментов здравоохранения и сельского хозяйства о голоде в провинциях. Если аграрии просто приводили статистику падения производства по отраслям и регионам, то медики обратили внимание на «необычность и необязательность» массовых голодных смертей: и клиническая картина была нехарактерной (отсутствие серозных отёков и т. д.), и дефицит продуктов, хоть и существенный, не должен был приводить к смерти от голода (разве что совсем старых и больных) — ну и наконец тот факт, что эпидемия смертей распространялась именно как эпидемия — поступательно от нескольких центров к периферии.

Карта, показывающая число смертей по регионам, почти в точности совпадала с картой развёртывания трёх очередей сети башен — шестью годами позже…

Никаких других материалов по таинственной эпидемии Зорах не нашёл. Они, несомненно, когда-то существовали — но теперь либо хранились в недоступных тайных хранилищах, либо сгорели в печах департамента информации.

Выскочила одна-единственная деталь, упомянутая в сносках к основному отчёту. Умершие отказывались от еды, потому что испытывали к ней безотчётный непреодолимый страх. То есть имел место вариант нынешней вялотекущей эпидемии леволатерального синдрома, он же «бабье бешенство» — только сейчас заболевшие отказываются от воды; и их меньше в несколько сот раз.

Это складывалось в какую-то туманную неопределённую систему. Как во сне: вот-вот мы что-то поймём, что-то узнаем. Потом просыпаемся, и всё как прежде: абсолютная неясность…

Я подумал, а стоит ли сейчас рассказать то, чем со мной поделился Эхи, и решил, что пока рановато.