Весь этот джакч

— Вылечил он нас… ну, кого смог. Почти половину. А потом понемногу стали с ним странности происходить, да только мы внимания не обратили… сами потому что… А он какие-то опыты ставил, кроликов здешних несчастных резал… и, в общем, однажды объявил нам, что изобрёл универсальное средство от всех болезней. В лазарете тогда трое лежали, Маркиз наш среди них. И вот он им эту сыворотку вколол. А сыворотка, оказывается, была такая: он зубной налёт у больных счищал и растворял в моче, и вводил в вену… как-то объяснял потом, и логично получалось, да только… У психов же всегда логично получается, правда?

— Все умерли? — спросила я.

— Да. Маркиз вроде не мучился особо, сгорел быстро, а из тёток одна недели две прожила, сплошные гнойники по всему телу… Вот. Я это к чему…

— Что вы все чокнутые.

— Ну, примерно. Зее всё правильно увидела и услышала, но неправильно поняла. А объяснить я ей не могу. Чем больше объясняю, тем больше она не верит. Всё толкует по-своему. Я не знаю, что делать…

— А что там случилось?

— Пошли трое: Гор, Сапог и Сучок. Сучок из мирных, сельский житель, к нам прибился при прорыве — с конской упряжью помогал. Нормальный дядька… ну, насколько вообще у нас возможно… Заговаривался иногда, всё к нему лошадки убитые приходили… Какое им задание Дину дал, я не знаю, не спрашивал. Но точно, что они по этому делу шли не первый раз и даже не четвёртый. Письма, думаю, носили. Туда-обратно. Ну, ушли и ушли, долго нет — но это у нас не повод для беспокойства, тут же время идёт не пойми как. Наконец возвращается Сапог — один. Рассказывает, что всё было как обычно, дошли до тайника, забрали письмо и гостинцы, пошли назад. И тут Гору становится плохо, да так, что идти не может, Сапог потом сообразил — у старика Рашку такие же приступы случались, когда он не успевал надраться. Поволокли они с Сучком парня, а там место есть узкое… Сапогу бы вещи бросить, Гора через узость протащить и вернуться, а он сдуру наоборот: ждите, мол, я рюкзак к лазу закину и налегке обратно… Возвращается, а там никого. И чтобы какие-то следы борьбы, или кто посторонний пошарился — нет. Пусто, тихо, веточки не сломанные, камешки не разбросанные… а Сапог, если помнишь, он следопыт что надо. Не только кто где стоял мог сказать, но и о чём каждый думал… Ну, порыскал он, конечно, по ближайшим окрестностям, а письмо-то всё равно надо доставлять. Ну, доставил. Опять же, не знаю, что было в письме, но Дину… как бы сказать… Ты же знаешь, он, если плохо, ни за что не покажет. А тут вижу — плохо. Да… А Сапог тут же обратно — искать… тоже умом дёрнулся, стреляться надумал, еле пистолет отобрали. И дальше-больше, врасклёп пошёл: или ты, император, мне приказ даёшь и задание, или я изменяю присяге — и можешь меня к стенке… В общем, дал ему Дину приказ, ещё одно письмо написал… ну и вот пока всё. Без следа. А Зее такого себе навоображала…

Я молчала. Над воротами «Скалы» висела надпись: «Что вы можете знать о безысходности?»

Но с тех пор я узнала о ней гораздо больше…

— Тёть Нолу. Я дальше не пойду, а то возвращаться — сильно большой круг. Вот видишь вход?

Какое-то продолговатое пятно, чуть более тёмное, чем окружающая тьма…

— Войдёшь аккуратненько, на ощупь, а шагов через двадцать включай фонарь. Труба прямая, поворотов нет. Выйдешь от вашего лагеря меньше чем в километре. Только не вздумай по этой же трубе возвращаться, в такую трясину попадёшь… лучше не вспоминать. Чудом выбрались… Своим сообразишь что рассказать? Да хоть полную правду, уже всё равно.

— Почему?

— Завтра все уходим. Туда, в Пандею. Будь что будет.

Я только выдохнула.

— Рано Дину ещё ходить…

— Рано, знаю. На руках потащим. Но только оставаться… как бы хуже не было. Ты не всё знаешь… да и не надо тебе знать…

— Что?

— Ну… не надо. Не пытай, не скажу. И вот… Дину велел передать…

Он сунул руку за отворот куртки и достал продолговатый матерчатый свёрток. Ещё даже не взяв его в руки, я поняла, что это такое.

Князь

Никогда же не поймёшь, почему какая-то мысль вдруг возьмёт и выстрелит тебе в голову? Без предупреждений, а так — из-за угла? Когда я был глупым и писал стихи, вот точно так же было с первыми строчками…

Я сказал:

— Чак.

Он шёл впереди и мгновенно замер с вынесенной вперёд ногой. Постоял, поймал равновесие, вернул ногу. Тогда оглянулся.

Было ещё светло, а сочно-зелёное шатёр-дерево уже виднелось поверх мшистых валунов, похожих на спины подползающих со всех сторон медведей, и ставших совсем прозрачными метёлок и вееров старых папоротников. Сегодня у нас выдался короткий рабочий день…

— Что?

— Карта у тебя?

Нашли камень поплоще и почище, развернули.

Карта была дрянная, довоенная, недропользовательского департамента. Имевшиеся штабные были ещё старше — лет на сорок. Я подозреваю, что выпускали нормальные генштабовские карты и после, с положенным десятилетним интервалом, но где-то они лежали засекреченные по причинам, о которых нам, плохо законспирированным гвардейским полковникам, не допущенным государственных тайн, оставалось только догадываться.

— Так что? — спросил Чак.