Весь этот джакч

Нет сомнений и в том, что тот объект, ради обладания которым всё и затевалось, либо уже был «добыт» и находился на каком-нибудь складе, либо у «добытчиков» не было сомнений, что к моменту «М» он будет на месте, — заправленный, заряженный, взведённый и пахнущий свежей краской. На эту мысль меня наводит то, что экспедиция прибыла на место к моменту закрытия перевалов. Я вижу единственный мотив для такого образ действий: иметь возможность в случае чего удерживать единственную круглогодично проходимую дорогу, а не шесть-восемь-десять направлений. Если же заговорщики получили в руки то, что я думаю, то им всё равно, попытается им кто-нибудь перекрыть путь или сразу разбежится — и нет нужды заботиться о том, что дорога одна…

Я посмотрела на Шпресса. Он всё так же сидел, придерживая рукой скулу и обвалив остальное лицо. Его можно было бы пожалеть — кому охота быть использованным с такой разгульной циничностью? — но ведь ты же, джакч, не только профессор, ты же, джакч, и генерал! Думать генералам не обязательно, но чуйка-то должна быть проработана, продута! Иначе какой ты, к демонам, генерал?

— Станции наблюдения успели поставить? — спросила я.

Он долго собирал сопли в кулак, наконец сказал:

— Три… нет, четыре. Остальные…

— Данные начали получать?

— Да.

— И что?

— Не знаю. Нас всех заперли.

— А где мониторы?

— В подвале центральной… Вы что, доктор?

— Схожу посмотрю. Надо же понять, с чем имеем дело.

— Вы с ума сошли?

— Боюсь, что нет. Хотелось бы, но — никак… Пистолет есть?

— Нет, забрали.

— Генерал…

Он снова разрыдался.

Надо было попросить оружие у мальчишек. Не отказали бы. Не подумала.

Из того, что было в доступе, в качестве оружия годился разве что большой ампутационный нож. Потом я вспомнила про электропилу. Она на аккумуляторе. В конце концов, оружие мне нужно не чтобы убивать, а — приводить к подчинению. Пила для этого годится куда более.

Не без труда я добралась до нужного саквояжа. Кто-то слишком аккуратно уложил мои вещи.

Шпресс сказал, что корнета Лори убили. Мне было его жаль, но как-то сквозь стекло. Если вы меня понимаете.

Я нашла пилу, проверила заряд, взяла в руку, нажала кнопку, взмахнула… Пила завопила так, что генерал перестал рыдать и выпрямился.

Отлично. То, что доктор прописал.

— Сидите здесь, — сказала я. — Погасите свет и всё такое. Я вернусь, и ещё поговорим. Да, и спирт весь. Терпите.

Он только кивнул, глядя мне за спину.

Я обернулась. В дверях стояли двое.

Пила взвыла сама…

Князь

— Да ладно, — сказал я. — Сейчас всё пройдёт. Ты же знаешь, на нас заживает, как на собаках…

Рыба всё ещё тряслась. Руки тряслись, губы…

Рубанула она меня, конечно, знатно. Ещё чуть-чуть, и полруки ушло бы. А так — кровь, конечно, хлестанула, но можно было зажать рану, потом зашить, забинтовать… тут она работала как костяной человечек-портной из «Поэмы снов». А как только закончила, едва не завалилась в обморок сама.

И да, были к тому основания. Ведь это я знал, что Рыба наша жива и более или менее благополучна. Оказывается, меня она полагала покойником ещё со Дня Прояснения, и некому было эту её ошибку исправить. Никому не пришло в голову объяснить бедной девушке, что «полковник Чёрный», командующий императорской гвардией — и есть я, Дину джакч Лобату… Ну просто никто не догадывался, что это ещё кому-то нужно объяснять, что кто-то не знает.

Нашёлся, однако, такой человек…

Понятно, что вина за коллизию была полностью размазана по моей совести. Которой я никогда не пользовался, а потому она у меня чистая и без дыр…

Много чего может наговорить женщина. Особенно если она похоронила тебя пять лет назад, сто раз чуть не померла сама, потом едва не отхватила тебе руку электропилой, потом всё пришила на место…

А у меня просто сдавило горло, и я долго ничего не мог сказать. Лежал как вялая придонная рыба, едва шевеля плавниками. Кровопускание сделало меня слегка невесомым. Но и безбашенным.

— Нолу, — сказал я. — Всё, хватит. Слышишь, да? Помолчи секунду. Дай я скажу… Только ты правильно пойми. Я больше тебя никуда не отпущу…

И стало очень тихо. В ушах звенела кровь.

— Что? — растерянно сказала она.

— Всё, — сказал я. — Дай руку…

Рука у неё была холодная и пахла йодом. Длинные тонкие пальцы, истончённая, просто-таки пергаментная кожа кисти, выпуклые синие вены и белые сухожилия. И шрамы, и шрамики. Я поднёс её к губам и поцеловал.

— Больше ни на шаг, — сказал я. — Сколько я за тобой гонялся…

— Ты идиот? — спросила Рыба.

— Да, — легко согласился я.

Чак

Я потом подумал, что шаман разговаривал и с Эхи, и с пандейским майором — одновременно, но при этом с каждым отдельно. Просто я не помню, чтобы мы вчетвером говорили, допустим, о тех же столбах из чёрного стекла, до которых нельзя дотрагиваться — а оказалось, что все о них знают. Но он же шаман, он, наверное, и не такое мог…