Весь этот джакч

По дороге я молчал. Больше озирался по сторонам. Но из-за странного мерцающего света разглядеть что-то было тяжело — как будто смотришь через очки с неровными и нечистыми стёклами.

С этой стороны дом выглядел неповреждённым — разве что крыша слегка покосилась. Сквозь крышу валил дым.

Упершись руками в стену в позе обыскиваемого стоял Чак, и Шило бинтовал ему ляжку — прямо поверх комбинезона.

Я подтолкнул пленного в задницу стволом, чтобы шевелился. Он не упирался, но семенил. Потом я понял, что мужичок панически боится Чака. Это было хорошо.

Увидев меня, Шило помахал рукой. Сунул руку за пазуху, вынул какую-то сложенную бумагу и радостно помахал ею. Я понял, что нашли что-то интересное.

И в этот момент что-то шевельнулось на краю поля зрения, от дома выше по склону. Я скомандовал:

— Ложись!

Пленный сунулся на колени и очень аккуратно лёг на здоровый бок. Шило и Чак, похоже, не услышали — хотя до них было метров пятьдесят, вряд ли больше.

Я стал всматриваться в продымлённое марево. Там, выше дома, камни и скалы выстраивались в террасы, похожие на трибуны стадиона. На одной такой террасе появилась тёмная фигурка, скользнула вниз, скрылась. Потом появилась ещё одна…

— Встать. Вперёд — бегом марш…

Мы подошли к месту побоища. Пленный остановился, очень медленно подошёл к одному из тел, наклонился над ним…

И вдруг судорожно, неумело зарыдал.

— Шило, поручаю тебе, — сказал я. — Если что — вали его на месте, не жалко.

Сам я подобрал пулемёт и выглянул из-за угла дома. Чак встал рядом, привалившись к стене спиной.

— Зацепило тебя? — спросил я.

— Навылет, — сказал он. — Заживёт. Кого-то увидел?

— Да. Но не разглядел.

Мы подождали минут пять. Никто не показывался.

— Может, померещилось? — предположил Чак.

— Нет, видел чисто. Только…

— Что?

— Тут что-то со зрением. Глазомер — джакч. Целиться… не знаю. Всё какое-то…

— Вот они, — сказал Чак очень спокойно.

— Кто?

— Оглянись.

Я оглянулся. Примерно оттуда, откуда я привёл пленного, шли неразличимые с лиц, но очень узнаваемые по походке Лимон и Порох. У Пороха в опущенной руке был красный платок.

Меня буквально бросило им навстречу, и мы крепко обнялись. Потом полез обниматься Чак. И тут же перенял у Шила пленного, чтобы и тот мог обняться с братом.

— А где Дину? — немного придушенно спросил Чак, глядя куда-то вбок.

— Здесь. Скоро придёт. Все здесь…

Чак сел на землю и хватил по ней кулаком.

Лимон подошёл к пленному.

— И кто это у нас?

Пленный развернулся. Лицо у него было в слезах и соплях, а глаза — белые от ярости.

— Вы все подохнете, твари! Ненавижу вас! Черномундирные скоты, проклятые выродки! Ненавижу, ненавижу, всю вашу породу имперскую ненавижу, мрази, ублюдки!..

— О, — сказал Лимон с интересом, — так это же сама госпожа Фейгу?

— Какая она госпожа, — не поверил я, — я же его перевязывал…

— Известный в Долине персонаж, — сказал Лимон. — Мужик, конечно, но вообразил себя бабой. Тут у многих мозги плавятся — вот у него на этой почве масло протекло. А над кем оно так убивается?

Он присел рядом с трупом и потянулся, чтобы перевернуть его — и тут пленный — или пленная? — в общем, некто Фейгу — грамотно упал на бок и постарался махом ноги попасть Лимону в голову. Лимон отстранился, тяжёлый говнодав пролетел мимо…

— Ты не дёргайся, страшненькая, — сказал Лимон, — всё равно не пристрелим.

— А зачем оно нам? — спросил Шило. — Карта вот, — и он снова показал ту сложенную бумагу.

— Пригодится, — сказал Лимон. — А это, выходит, сам Белый Волк? Ну, господин полковник, вы и зверя завалили!

— Это не я, это Чак, — сказал я.

Госпожа Фейгу снова зашлась в проклятьях.

— Любовник, что ли? — спросил молчавший доселе Порох.

— Да, — вдруг неожиданно спокойно сказала Фейгу. — Вам не понять. Вы ведь вообще не знаете, что такое любовь. И что такое ненависть. Лучше пристрелите, иначе я вас зубами… кадыки вырву… — и снова началась истерика.

— А их точно двенадцать было? — спросил Порох.

— Пацан сказал, что двенадцать, — ответил Лимон. — Снайпер вот лежит… похоже, что все.

— Вы ещё четверых где-то успокоили? — спросил я.

— Угу, — ответил Порох.

— Вон Дину идёт, — сказал Лимон. — И остальные с ним.

Чак поднялся, кряхтя…

На груди его козьей куртки вдруг как будто раскрылся чёрный цветок. Чак с удивлением посмотрел на него. Из середины цветка выплеснулась струйка крови. Чак потянулся к ней рукой, будто хотел поймать, потом шагнул вперёд, раненая нога его подогнулась, и он повалился на меня. Я успел его подхватить, но не удержался и упал сам — смог только смягчить его падение. Лимон и Порох в два ствола лупили по кому-то, видимому только им, потом Порох побежал в ту сторону, упал, вскочил, скрылся в камнях; один за другим ахнули два взрыва…

Я держал пальцы на шее Чака, не пытаясь понять, что это: бьётся его пульс или дрожат мои руки? Я просто знал, что пока вот так держу, сердце его, пусть и пробитое, будет работать. Струящийся туман застилал мне глаза, и я видел, как набегают, почему-то сильно кренясь, какие-то люди, я догадывался, что вот этот тощий — Динуат, а с ним незнакомые, а вот девчонки, а вот ещё кто-то с ребёнком на руках…