Весь этот свет

– Эллиотт последовал бы за тобой на край света. Возможно, на этот раз ты могла бы оказать ему ответную услугу. Или отпусти его. Именно так поступила я, поняв, что рядом со мной он не может стать счастливым. И, боже мой… – в ее глазах заблестели слезы, – если ты примешь такое решение… я тебе не завидую.

Она встала, взяла грязные тарелки и поднялась по ступенькам. Лестница почти тонула в темноте, и я только по звуку шагов догадывалась, где ступает Кэй. Наконец она открыла дверь и вышла.

Эллиотт повернулся и посмотрел на меня снизу вверх, его лицо ничего не выражало. Он ждал, что я скажу.

– Ты все слышал? – спросила я.

– Этому трюку я научился от отца. Мама терпеть не может нас будить.

Он сел, спустил ноги на пол, уперся локтями в колени и стал смотреть на ковер и свои ноги.

Я погладила его по спине.

– Как ты?

– У меня плохое предчувствие, – сонно проговорил он.

Я обняла его за талию и прижалась к его спине, поцеловала в плечо.

– До твоего отъезда у нас есть еще семь месяцев, даже чуть больше.

– Даже если ты порвешь со мной, я не уеду. Мама действует из лучших побуждений, но она понятия не имеет, что я могу сделать и на что готов ради тебя.

– Не говори этого слишком громко. Половина города и так уже думает, что ради меня ты убил Пресли.

Эллиотт нахмурился.

– Ну, хоть кто-то понимает, что я на все для тебя готов.

Я встала.

– Не говори так. Это не смешно.

– Во всей этой ситуации веселого мало.

Эллиотт тоже встал, подошел к комоду, открыл выдвижной ящик, снова закрыл и повернулся ко мне. В руках он держал плоскую коробочку размером с тетрадь, завернутую в белую бумагу и перевязанную полосатой зелено-красной веревочкой.

Он шагнул ко мне.

– С Рождеством.

Я дернула плечом.

– Праздник же завтра.

– Знаю. Открывай.

Я потянула за веревочку, подняла крышку коробочки и увидела внутри черно-белую фотографию. На ней были мы с папой, снимок был сделан за день или два до его смерти. Мы стояли на крыльце и улыбались друг другу. От изображения веяло спокойствием, которое я давно позабыла. Я прижала пальцы к губам, глаза моментально наполнились слезами, и теплые капли покатились по щекам.

Глава тридцать пятая Кэтрин

Эллиотт припарковал «Крайслер» на подъездной дорожке перед домом миссис Мейсон. Сквозь маленькие окошки я увидела, что ее машина стоит в гараже, и, хоть свет в доме не горел, мне стало спокойнее оттого, что психолог дома, ждет меня.

Эллиотт взял меня за руку, так что наши пальцы переплелись, поднес мою руку к губам.

– Спасибо тебе за сегодня. И за это, – сказала я, похлопывая по коробке, в которой лежала рамка.

– Она тебе нравится? – спросил он.

Я кивнула.

– А свой подарок ты получишь завтра.

– Справедливо.

– Это мелочь.

– Тебе не обязательно что-то мне дарить. Когда я снова тебя увижу?

– В полдень? О, боже.

– Что такое?

– Я ничего не приготовила для миссис Мейсон.

– Она не обидится, Кэтрин.

– Но они купили мне подарки.

– Они?

– Мистер Мейсон принес какие-то свертки. О, боже. Я просто ужасный человек. Сегодня мне нужно было что-то для них сделать.

Эллиотт фыркнул.

– Все нормально. Если хочешь, завтра мы можем что-нибудь найти, тогда и преподнесешь им.

– Например?

Он прищурился.

– Не знаю. Придумаем что-нибудь, утро вечера мудренее.

Я чмокнула его в губы, но Эллиотт перехватил мою руку.

– Что? – спросила я, не переставая улыбаться.

Улыбка Эллиотта померкла.

– У меня какое-то плохое предчувствие. Провожу тебя до двери. Я же могу это сделать, да?

Я кивнула.

Эллиотт не стал заглушать двигатель, и мы рука в руке зашагали к крыльцу. Я повернула ручку и толкнула дверь, забибикала сигнализация, но я ввела код, чтобы ее отключить.

– Видишь? Все в порядке, – прошептала я.

– Полагаю, нехорошее предчувствие у меня возникло из-за того, что приходится с тобой расставаться.

– Счастливого Рождества, – сказала я, привставая на цыпочки.

Я чмокнула Эллиотта в губы, помахала рукой и проследила, как он идет к машине. Рождественская ель вся светилась в темноте гостиной, ее мягкое сияние освещало мне путь на кухню. Я запнулась, почувствовав, что наступила на что-то липкое, потом прошла дальше, к выключателю, чтобы зажечь свет. Снаружи зафырчал, отъезжая от дома, «Крайслер», а я щелкнула выключателем.

Мой рот приоткрылся, меня замутило, я в ужасе уставилась на красные брызги и пятна, покрывавшие поверхности кухонных столов, дверь холодильника, вымощенный плиткой пол. Кого-то волокли через кухню, об этом свидетельствовали четыре тонкие полосы, следы от пальцев, оставшиеся на полу, как будто тот, кого тащили, безуспешно пытался зацепиться за что-нибудь. Тело протащили через кладовку-прачечную, а оттуда – в гараж.

Я сглотнула подступившую к горлу желчь, дрожащей рукой закрыла рот. Судя по количеству крови, оставшейся на полу, стенах и мебели, тот, кто все это устроил, не щадил свою жертву.

– Бекка? – позвала я дрожащим голосом. Кашлянула. – Бекка?

Медленно, крадучись я подошла к двери, ведущей в коридор, взялась за дверную ручку; она была липкой от крови, мои пальцы скользили по ней, но в конце концов я кое-как повернула ручку и приоткрыла дверь.