Весь этот свет

– Кэй, – одернул ее Джон.

– Я предупредила его за неделю, – не унималась она, постукивая вилкой по пустой тарелке.

– Мама, – недовольно проговорил Эллиотт.

Кэй пожала плечами.

– Полагаю, мне теперь вообще нельзя упоминать Дэвида.

– Нет, мама, просто он – агрессивный, эгоистичный идиот, но сейчас нам необязательно об этом говорить, – сказал Эллиотт. Он быстро взглянул на меня, потом снова сердито посмотрел на мать. – Мне всю жизнь приходилось выслушивать вашу грызню и твои жалобы на отца. Теперь ты разводишься, и я больше с вами не живу. Довольно.

Несколько секунд Кэй молчала, потом резко поднялась из-за стола.

– Мама, извини, – спохватился Эллиотт, глядя, как она выходит из комнаты.

Дверь в коридоре хлопнула.

Эллиотт закрыл глаза и прошипел:

– Проклятье.

Я разрывалась между сочувствием к нему и облегчением оттого, что и в других семьях есть проблемы. Впрочем, сейчас мои чувства были неважны, ведь Эллиотт выглядел таким подавленным.

– Пожалуйста, не расстраивайся.

Ли похлопала по столу перед тарелкой Эллиотта. Он открыл глаза, и его тетя повернула руку ладонью вверх. Он сжал ее пальцы.

– Все хорошо, – заверила его Ли.

На скулах Эллиотта заходили желваки.

– Она страдает. Мне не следовало говорить такое.

– Кто из вас двоих взрослый? – заметила тетя.

Он вздохнул, затем кивнул.

– Мне нужно отвезти Кэтрин домой.

Мы с Эллиоттом помогли Ли и Джону убрать со стола. Джон ополаскивал грязные тарелки, а мы с Ли загружали их в посудомоечную машину. Эллиотт вытер стол, подмел пол в кухне и в гостиной. Мы управились меньше чем за десять минут, и я улыбнулась, когда Ли с Джоном обнялись и поцеловались.

– Дорогая, мне нужно ответить на несколько электронных писем. Потом я поднимусь в спальню, и мы посмотрим фильм, который ты хотела.

– Правда? – радостно спросила Ли.

Джон кивнул, поцеловал жену в последний раз, потом кивнул мне.

– Было приятно с тобой познакомиться, Кэтрин. Надеюсь, мы будем видеться чаще.

– Обязательно будете, – заверил его Эллиотт.

Джон и Ли были просто идеальной супружеской парой: помогали друг другу, любили и понимали друг друга. Они были на одной стороне, прямо как мы с Эллиоттом. Я улыбнулась ему, когда он помог мне надеть куртку, а потом придержал передо мной входную дверь. На крыльце я остановилась, подождала, пока он тоже оденется, и взяла его за руку.

– Готова? – спросил он.

Вместе мы пошли по темной улице прямиком к гостинице. Холодный ветер с шуршанием носил по мостовой опавшие листья, и они собирались в груды у обочин.

– Итак? Что думаешь? – спросил Эллиотт.

В его тоне сквозила неуверенность.

– Сегодня вечером мне было весело.

– А точнее?

– Что же, – начала я, – было здорово наблюдать, как ты играешь. Было очень приятно сидеть рядом с Ли и Кэй. Ужинать с твоей семьей. Смотреть, как ты поглощаешь стряпню твоих мамы и тети. А теперь еще это.

Эллиотт крепче сжал мою руку.

– Это моя любимая часть: когда я заработал тачдаун, а потом ты подняла руку.

– Ты имеешь ввиду этот жест? – спросила я, поднимая вверх ладонь с поднятыми мизинцем и указательным пальцем.

– Да. Моя мама постоянно так делала, когда я малышом играл в хоккей на льду. Потом тетя Ли тоже так делала. Хотя, не знаю. Когда это делаешь ты, то выглядит по-другому, – он помолчал, явно подбирая правильные слова. – Ты это серьезно?

– Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя?

Эллиотт пожал плечами, но выглядел таким уязвимым.

Мы остановились возле моей калитки, и он открыл ее, а когда я зашла во двор, снова закрыл. Я ухватилась за кованую дверцу и улыбнулась. Эллиотт наклонился и чмокнул меня в губы.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

Он помолчал пару секунд.

– Кэтрин, всякий раз, когда я рядом с тобой, я ловлю каждый твой вздох. Когда мы не вместе, все вокруг напоминает о тебе. Я знаю, потому что все остальное не имеет значения.

Я обдумала его слова, потом повернулась и посмотрела на свой дом. У меня есть обязанности, но неужели они важнее Эллиотта? Могу ли я уйти из гостиницы на Джунипер-стрит, если ему я тоже нужна? Я необходима мамочке как воздух. Нельзя ее бросать.

Очевидно, Эллиотт увидел в моих глазах тревогу.

– Тебе не обязательно это говорить. Ты вообще не обязана что-либо говорить.

Я медленно подняла руку, вытянула вверх мизинец и указательный палец, а затем оттопырила в сторону большой. Эллиотт улыбнулся, повторил мой жест, потом сжал мое лицо в ладонях и поцеловал в щеку. Его губы были мягкими, но обожгли мою холодную кожу.

– Спокойной ночи, – прошептал он.

Потом он стоял и смотрел, как я иду по неровной дорожке и поднимаюсь на крыльцо. Едва я взялась за дверную ручку, как дверь распахнулась.

На пороге стояла женщина, одетая во все черное.

– Уиллоу? – спросила я.

– Где ты была? Твоя мамочка несколько часов тебя ждет.

Я повернулась и посмотрела на Эллиотта. Он озадаченно нахмурился, но потом помахал мне рукой.

Я помахала в ответ, поскорее проскользнула в дом и оттеснила Уиллоу в прихожую, чтобы закрыть дверь.

Уиллоу отдернула руку.

– Что ты делаешь?

– Он не должен тебя видеть, – прошипела я.

– Кто?

– Эллиотт!

– Ах, – она скрестила руки на груди. – Он твой парень?