– И он… – я прикрыла рот ладонью, пытаясь спрятать широкую улыбку. – Он указал на меня и сделал вот так. – Я продемонстрировала давешний жест, означающий «я тебя люблю».
– Так он в тебя влюблен? – спросила Тэсс, глядя на меня широко открытыми глазами.
Я пожала плечами.
– Эллиотт говорит, что влюблен.
– И что ты чувствуешь?
– Думаю, что я тоже его люблю. Хотя, кто знает.
– Кэтрин, он же оканчивает школу в мае.
– Как и я.
Я улыбнулась и свернула последнюю салфетку.
– Что ты хочешь сказать? Ты что, уедешь? Ты не можешь уехать. Ты же обещала остаться.
– Я еще не думала об этом. Никто не говорит об отъезде.
– Он хочет остаться здесь?
– Не знаю. Я не спрашивала. Не волнуйся о том, что не можешь контролировать.
Тэсс встала, ее глаза заблестели от слез.
– Ты же моя единственная подруга. Если этот Эллиотт тебя любит, а ты любишь его, вы вместе уедете. Ты нас покинешь. Что мы тогда будем делать?
– Я никуда не уеду. Успокойся, – сказала я.
Только бы вся эта суматоха не разбудила Дюка.
– Ты хочешь уехать? – не унималась Тэсс.
Я посмотрела на нее снизу вверх – в ее глазах стояли слезы. На миг мне захотелось солгать, но папа учил меня всегда говорить правду, даже если это нелегко, даже если правда причиняет боль.
– Мне всегда хотелось уехать, с самого детства. Дубовый ручей для меня не дом.
Тэсс сжала дрожащие губы и опрометью выбежала из кухни, громко хлопнув дверью. Я закрыла глаза и ждала, что потревоженный наверху гость, и так уже обозленный из-за внезапного вторжения, спустится и начнет ругаться.
Кухня сияла чистотой, так что я поднялась по лестнице и закрыла за собой дверь своей комнаты. Подышала на ладони и потерла их друг о друга. Пожалуй, стоит достать из шкафа толстое одеяло. Некогда белое и стеганое, оно лежало сложенное на полке, над вешалками с моей одеждой. Подпрыгнув, я достала его, развернула и расстелила на кровати.
Маленькие белые плиточки на полу в моей ванной обжигали босые ступни ледяным холодом, и, когда я открыла кран, вода из душа потекла ледяная. Приближалась очередная морозная зима, типичная для Оклахомы, и я заворчала, вспоминая, как еще несколько дней назад солнце припекало так, что на улице можно было поджариться.
Прошло несколько минут, прежде чем горячая вода добралась вверх по трубам до моей ванной. Старый металл дрожал и гудел из-за того, что температура воды изменилась.
Я часто гадала, не будит ли этот шум других обитателей дома, но обычно все продолжали мирно спать.
Мне вспомнилось сердитое лицо Тэсс, но я отказывалась чувствовать вину. Я встала под теплую воду и стала представлять, как летний ветерок развевает волосы Эллиотта, а я веду машину вдоль залива, а может быть, даже вдоль Западного побережья. Куда бы мы ни поехали, мне виделись только уходящее вдаль шоссе и пальмы. Вот Эллиотт берет меня за руку, и наши пальцы переплетаются. Мы едем туда, где лето никогда не кончается, а когда становится слишком жарко, океан дарит нам прохладу.
Я втирала в волосы шампунь, а сама представляла нашу с Эллиоттом поездку. Однако, чем дальше мы ехали, тем темнее становилось небо и холоднее делался ветер. Эллиотт вез нас по Калифорнии, но он больше не улыбался. Мы оба задрожали, поняв, что, кроме нас, на дороге больше никого нет. Я огляделась по сторонам и поняла, что все дома, стоящие по обе стороны от шоссе, как две капли воды похожи на нашу гостиницу на Джунипер-стрит. Мы проезжали мимо нее снова и снова, но как бы сильно Эллиотт ни давил на газ, этот дом продолжал нас преследовать. Над нами сгустилась ночь, и фонари гасли один за другим. Эллиотт жал на газ, но машина все замедляла ход, а потом и вовсе остановилась посередине какой-то пустоши, вокруг которой стояло множество гостиниц на Джунипер-стрит.
Входные двери всех домов распахнулись, на пороге каждой гостиницы стояла мамочка, и ее лицо скрывалось во мраке.
Я села в кровати, широко открыв глаза, и стала ждать, пока они привыкнут к темноте. Кутаясь в халат, я пыталась вспомнить, как именно закончила принимать душ и легла спать, но не смогла. Бесполезно, я лишь впустую теряла время.
Я надела домашние тапочки, на цыпочках подкралась к двери, открыла ее и выглянула в коридор. В доме было тихо, только нет-нет да поскрипывали деревянные стены.
Даже сквозь подошвы тапочек деревянный пол неприятно холодил ступни, так что я пошла проверить термостат. Десять градусов! О, нет. Нет, нет, нет. Неужели он сломался?
Я повернула ручку регулятора, немного подождала, потом вздохнула с облегчением: воздух начал дуть из вентиляционных решеток.
– Слава богу, – пробормотала я.
Зазвонил внутренний гостиничный телефон, и я бросилась к стойке в прихожей.
– Стойка регистрации.
– Здравствуйте, это Билл из шестого номера. У меня нет горячей воды. Тут холод собачий. Мне через час нужно уезжать. Что у вас за дыра? Так и знал, что нужно было ночевать в «Супер 8».
– Мне так жаль. Термостат почему-то выключился, но теперь он работает. Скоро станет тепло.
– А горячая вода?
– Я… не уверена. Сейчас проверю. Мне очень жаль. Когда вы спуститесь, завтрак будет готов.