Когда в те безлунные, в те беспросветные ночиБоролся с мученьями я и не мог превозмочь их,Стоял кипарис темнокудрый, наверно, на крышеИ тяжкие вздохи мои он, наверно, услышал.Услышала та, чье лицо называл я луною.Могла ли не сжалиться тут же она надо мною?Потом, любопытство свое не боясь обнаружить,Она обратилась не медля к одной из подружек:«О чем так вздыхает, скажи мне, тот бедный влюбленный?О ком он тоскует, поведай мне, так исступленно?Кого потерял он, несчастный, кого он здесь ищет?Зачем он все бродит вокруг, как навязчивый нищий?Не пьет и не ест он, бедняга, ему все немило.Какая приманка его в западню заманила?Не видит он солнца, ему опротивели розы,И целыми днями он льет свои горькие слезы.Чей взор, как стрела, угодил в его душу так метко?И сделал охотника ловкого дичью на ветке?Поток переходят порой, но не там, где пороги.Чьи козни сбивают его то и дело с дороги?»И ей отвечала она: «Он совсем незнакомый.Как пьяный, валяется он каждый вечер у дома.Ведет как-то странно себя он, совсем необычно,Земные поклоны он бьет, словно жалкий язычник.Ни слова не слышала я, он все плачет и плачет,Не хочет сказать никому он, что все это значит.Никто состраданья ему не бросает ни крохи,С ним только мученья его, только стоны и вздохи,И все эти ночи безлунные, темные ночиГорячие слезы он льет и о чем-то бормочет.Лишь звезды глядят на него, на рассвете тускнея, —К утру не стихают мученья, они все сильнее.Глаза его красными стали от слез беспрестанных,И все же никто до сих пор не узнал его тайны».На это сказал кипарис: «Но ему будет хуже.Аркан еще слабо затянут, затянется туже.И плачет, и мучится он, и не спит по ночам он,Но он не влюбился еще, это только начало!Горит он так ярко уже, но пока что напрасно.Пока что он думает только, что любит так страстно.И все же не скоро утихнет волненье такое,Не скоро лекарство найдешь, что его успокоит.Нельзя на свободе оставить безумца такого,Безумца заковывать надо скорее в оковы.Кто раны залечит ему? Где ключи от темницы,В которой страдалец неистовый будет томиться?Кому же захочется быть с его горем знакомым?Никто даже мазью не смажет его переломы.Он знал только муки и думал, прославлено имиНесчастное сердце его, — как он бедный наивен!»